Счетчики




Яндекс.Метрика



Сугдея

В мои намерения не входило «вторгаться» в земли Крыма западнее Керчи. Вынужден сделать исключение для Сугдеи, идя на определённый риск, поскольку по существующим разрозненным публикациям довольно сложно представить во всей полноте общую стратиграфческую ситуацию на этом памятнике с многочисленными перекопами, перестройками сооружений с уничтожением подстилающих слоёв, с оползнями.

Обращение к Сугдее «спровоцировано» в первую очередь известным мнением И.А. Баранова о хазарском присутствии в городе и такими формулировками, как «оборонительная система хазарской Сугдеи», «градостроительная политика хазар» (Баранов И.А. 1991. С. 158). Не буду распространяться на эту тему — публикации И.А. Баранова хорошо известны. Его идеи развивает В.В. Майко, полагающий, что «хазарская фортификация Сугдеи» позволяет «предполагать здесь наличие одной из самых мощных хазарских крепостей в Крыму» (Майко В.В. 2000. С. 239). Оба автора достаточно категоричны, но мне не удалось найти в их работах ответа на вопрос: какие же признаки позволяют говорить о специфической хазарской фортификации и в чём отличие сугдейских укреплений от других провинциальных византийских крепостей? В целом же этот вопрос приводит нас к более широкой проблеме реальности крымского варианта салтово-маяцкой культуры, частью которой является вопрос вклада хазар в фортификацию Крыма или отсутствия такового.

Обратимся к разделу о Сугдее из капитального исследования С.Б. Сорочана, пришедшего к иным выводам (Сорочан С.Б. 2005). В рамках очерка могу позволить себе лишь краткие выдержки:

— Сугдея основана «по меньшей мере в VI в.», и «едва ли в основании Сугдеи принимали участие сугды» (С. 357).

— Техника кладки ранних сооружений «мощного ранневизантийского приморского укрепления» — кордовая кладка на известковом растворе», башня бургового типа (С. 357).

— По Баранову и Майко, ярким свидетельством хазарского присутствия в Сугдее было «тюркское капище». Проанализировав состав находок, С.Б. Сорочан приходит к заключению, что это «скорее остатки довольно крупного византийского храма или мартирия постюстиниановского времени» (С. 360). К вопросу о капище мы ещё вернёмся.

— Увеличение от VII к IX в. количества находимых в Сугдее моливдовулов «заставляет оценивать роль и степень влияния хазар в городе очень скромно, хотя и не отрицать их вовсе» (С. 360). По-моему, оценка очень корректная.

— «Нет оснований считать, как это делают А.И. Айбабин, Ю.М. Могаричёв и К. Цукерман, что Сугдея была основана хазарами в конце VII в.... и входила в состав Хазарского каганата. Во-первых, к этому времени здесь уже существовал достаточно развитый ранневизантийский торгово-ремесленный центр — эмпорий... во-вторых, хазарское общество было столь далеко от стадии урбанизации, что говорить об основании хазарами городов по меньшей мере странно» (С. 362, 363).

Если по частным проблемам какие-то доводы С.Б. Сорочана и требуют коррекции, то последний опровергнуть невозможно по существу его содержания. Остаётся только удивляться, почему сторонники активного хазарского строительства в Корчеве — Боспоре и Сугдее не начинали с оценки «стадии урбанизации» непосредственно в самом Хазарском каганате.

В Сугдее нас интересуют в первую очередь два археологических объекта: названный первоначально «тюркское святилище» и участок кладки opus spicatum в ранневизантийской башне в портовой части Сугдеи. Что касается основания Сугдеи, то непричастность к этому хазар сегодня сомнений не вызывает (Джанов А.В. 2004. С. 45—54).

Открытие в Сугдее строительных остатков, трактованных И.А. Барановым и В.В. Майко как «тюркское святилище», было первоначально встречено с большим интересом, тем более что опубликовано оно было журналом «Российская археология» (Баранов И.А., Майко В.В. 2001).

В статье А.В. Джанова (2004) данный объект был заново проанализирован как по части стратиграфии, так и в трактовке ряда каменных деталей, принадлежность которых христианской ранневизантийской архитектуре не вызывает сомнений, как и то, что «многочисленные блоки с изображением креста в круге не вяжутся с языческой принадлежностью святилища». В итоге автор приходит к выводу: «По всей вероятности, мы имеем дело с развалинами большого христианского храма. Раскопками затронута только небольшая часть развала постройки, сползшего по оврагу вниз» (Там же. С. 55—59). Обратим внимание на осторожность вывода («по всей вероятности») и на плохую сохранность. Будем объективны: если это и не христианский храм, то и тюркская принадлежность руинированного сооружения более чем сомнительна.

«По мнению» И.А. Баранова, капище было посвящено Тенгри. Этот аргумент не может быть принят в силу того, что до настоящего времени неизвестно ни одно достоверное капище этого божества, которое могло бы послужить неким эталоном. Привлечение в качестве аналогий одновременно капищ двух разных культур и территорий, с одной, стороны, в Балчике и Мадаре, а с другой стороны, открытого В.В. Хвойко на киевском городище (Баранов И.А., Майко В.В. 2001. С. 99, 100), во-первых, делает эти аналогии взаимоисключающими. Во-вторых, праболгарский культовый памятник в Балчике, тринадцать вертикально установленных полукружием камней около угловой круглой башни античного Дионисополиса, не имеет ничего общего с прямоугольным языческим храмом в Мадаре. Добавлю, что назначение вертикальных камней в Дионисополисе трудно трактовать однозначно [сооружения в Балчике и Мадаре я имел возможность осмотреть на месте и категорически не могу согласиться с сибирскими аналогиями, приводимыми Дм. Овчаровым (1986) для вкопанных камней из Балчика].

Что касается выделенного И.А. Барановым второго периода существования капища, обозначенного большим зольником, то это высказано им только в качестве предположения, а сам автор указывает, что подобные среди салтовских памятников полуострова неизвестны (Там же. С. 105). Добавлю, что и на территории собственно салтово-маяцкой культуры Хазарского каганата такие объекты не описаны. Мне приходится делать единственно возможный вывод — связать так называемое «тюркское капище» второго этапа с пребыванием «хазар» в Сугдее было бы неосмотрительно.

Особое внимание в вопросе о хазарском строительстве в Крыму представляет кладка в основании башни на раскопе III в. портовой части Сугдеи (Джанов А.В. 2004. С. 62, рис. 5; с. 63). Она возвращает нас к версии С.А. Плетнёвой о её хазарском происхождении из Прикаспийского Дагестана. Башня Сугдеи, построенная, как отмечает Джанов, в традициях позднеримского и ранневизантийского строительства, в этом отношении представляет особый интерес, так как датируется не позднее начала VI в. (Там же. С. 69). Сама эта дата исключает участие в строительстве башни хазар. Насколько мне известно, это самая ранняя для Тамани и Крыма кладка opus spicatum! Таким образом, и истоки появления кладки opus spicatum в «салтовских» жилищах Сугдеи не могут быть связаны с хазарской этнической традицией.

И наконец, о захвате Сугдеи около 670 г. хазарами. А.В. Джанов пишет об этом с оговоркой «вероятно». С.Б. Сорочан, в противовес мнению И.А. Баранова и В.В. Майко, категорически отрицает захват Сугдеи болгарами в 30—40-е гг. VIII в., за которым якобы последовало превращение города в «столицу Крымской Хазарии» (Сорочан С.Б. 2004В. С. 343).

Так или иначе, необходимо констатировать, что единогласия не только в трактовке археологических данных, но и в воссоздании истории Сугдеи нет. Ранние утверждения И.А. Баранова о «хазарской оборонительной стене», «хазарской оборонительной системе» и особенно о «градостроительной политике хазар» в Сугдее, как и «предположения» о захоронении в склепе № 2 «этнических хазар» (Баранов И.А. 1991. С. 146,154,155), надо переместить в область историографии исследований города. Я предпочитаю обсуждать ситуацию в Сугдее, не выходя за рамки археологического источниковедения. С этих позиций необходимо было бы знать долю собственно салтово-маяцкой керамики в общем массиве керамических находок в Сугдее. Неприемлема оценка времени основания крепости Сугдеи, предложенная В.Е. Науменко: «обычно возникновение Сугдеи относят к середине — третьей четверти или не ранее последней четверти VII в.» со ссылками на публикации И.А. Баранова, В.В. Майко и А.И. Айбабина, но автор признаёт, что «предлагаемая дата возникновения городища носит предварительный характер», указана и причина — выборочная опубликованность археологических данных (Науменко В.Е. 2004. С. 104, 105). Есть, однако, более весомая причина — само исследование городища Сугдея, с учетом его площади, ещё только начинается.

Итак, способен ли был Хазарский каганат построить в Крыму столь мощное фортификационное сооружение, каким была Сугдейская крепость? Вместо ответа предлагаю вспомнить каменные крепости собственно донской Хазарии, миниатюрные, технологически несовершенные и с попытками подражания византийским строительным приёмам. Последнее наиболее выражено в Правобережной Цимлянской крепости. Пожалуй, самым ярким признаком хазарской фортификации было отсутствие фундаментов. Что же касается наиболее совершенной хазарской крепости Саркел, как известно, каганат сам был вынужден обратиться за проектированием и техническим содействием к Византии. Особое место среди крепостей каганата занимает самая большая каменная крепость Хумара, которая не могла быть возведена без византийского инженерного содействия, но и она городом не стала. Здесь не фиксируется то монументальное строительство, какое известно в Плиске — военно-административном центре ранней Болгарии, но ещё не городе. Остаётся только сожалеть, что из крепостей Хазарского каганата, в строительстве которых участвовали византийцы, на страницы истории попал только Саркел.

О торговле

Безусловно, Византии было целесообразно сохранять равновесие в отношениях с хазарами. Эта тема достаточно освещена многими поколениями историков и археологов, а ныне последовательно С.Б. Сорочаном в связи с проблемой кондоминантных отношений Византии и Хазарского каганата в землях Крыма (Сорочан С.Б. 2004в. С. 333 и сл.). Я же хочу обратить внимание на особую заинтересованность в самом каганате рядового населения византийских городов Крыма, ремесленников и аграриев, как в громадном рынке сбыта. Салтово-маяцкие поселения Приазовья, бассейна Дона, Северного Кавказа усыпаны обломками амфор, кувшинов, не редкость и фрагменты ойнохой. Если не большинство, то значительная часть салтово-маяцких поселений, особенно в степях, были открыты исключительно благодаря хорошо заметным обломкам амфор. Создаётся впечатление, что хазарские караваны, возможно, и крымские суда с наполненными амфорами непрерывно шли в каганат, независимо от состояния политических отношений с Византией и даже во время прямых столкновений. Торговля — едва ли не основное объяснение постоянного присутствие самих носителей салтово-маяцкой культуры1 в городах Крыма. Что могли содержать амфоры? Вероятно, то, что в каганате не производили: вина, оливковое масло. Хочу специально подчеркнуть, что это не та транзитная торговля, о которой часто рассуждают многие авторы.

* * *

Есть иная грань вопроса о торговле. Выдвижение на первый план многими авторами не активной производственной деятельности населения каганата, а торговли («торговая держава», «торгово-таможенные крепости») требует комментария. Мне кажется, что в этом видна не только полулегенда о рахдонитах, но реминисценция давно отброшенного серьёзными учеными обвинения Хазарии в «паразитизме», в существовании за счет эксплуатации торговых путей (здесь вольно или невольно сказываются отголоски антисемитских выпадов против иудаизированного Хазарского каганата). Громадный, накопленный десятилетиями археологический материал свидетельствует совершенно о другом. Каганат имел, во-первых, развитые земледелие (Пашкевич Г.А., Горбаненко С.А. 2004) и скотоводство с разными видами и породами домашних животных. Судя по многочисленным находкам пашенных орудий (Михеев В.К.1985. С. 33), население салтово-маяцкой культуры вряд ли нуждалось в поступлении зерна от славян (ср. Петрухин В.Я. 2005. С. 172), а при неурожаях могло само поделиться с соседями, вероятно, на известных условиях. Во-вторых, многоотраслевое ремесло, включая обработку черных и цветных металлов (Колода В.В. 1999б). В экономическом отношении каганат был самодостаточным и самообеспеченным. Что касается торговли, то в экономике каганата она занимала не большее место, чем в экономике всех её соседей и торговых контрагентов. Отсутствие в каганате городов отнюдь не умаляет технический уровень его ремесел и сельского хозяйства.

* * *

Вернёмся к вопросу, поставленному в начале настоящего раздела: можно ли считать хазарскими города Тамани и Крыма, входившие какое-то время в состав каганата или не входившие? Для меня ответ категоричен — нет. Убедительных археологических данных для иного ответа я не нахожу. Какое-то количество носителей салтово-маяцкой культуры в Таматархе, Фанагории, Боспоре = Корчеве, Сугдее (как и в Херсонесе) присутствовало, но влияния на местную культуру и градостроительство они не оказали. В целом же я сторонник необходимости пересмотра крымского и особенно приазовского «вариантов» салтово-маяцкой культуры для VIII и IX—X вв. Предметом обсуждения могут быть заимствования, которые восприняли носители культуры, поселяясь в Крыму с VII в., если не ранее, в домостроении, в погребальном обряде, технологии изготовления керамики. Для Восточного Крыма эти новации начинал изучать А.В. Гадло (1968, 1969); в настоящее время работа продолжается (напр.: Зинько В.И., Пономарёв Л.Ю. 2005, 2007). Менее всего артефактов салтово-маяцкой культуры археология находит в византийских городах Крыма. Из собственного опыта: во время работы в Фанагории в 1970 г. на Центральном раскопе я был удивлён мизерным количеством керамики, которую как-то можно было связать с салтово-маяцкой. Те же впечатления оставили работы в Херсонесе в 1980 г.

Идея о пересмотре содержания особого «крымского варианта» салтово-маяцкой культуры «витает в воздухе». Завершая очень полезный свод памятников VII—X вв. округи Судака, В.В. Майко уже в 2007 г. пишет: «Все перечисленные комплексы и объекты оставлены праболгарским населением, находившимся под сильным культурным и идеологическим влиянием Византийской империи, что проявлялось практически во всех сферах материальной и духовной культуры. Объединение всех памятников в т.н. крымский вариант салтово-маяцкой археологической культуры на сегодняшний день представляется терминологически нецелесообразным» [выделение моё. — В.Ф.] (Майко В.В. 2007. С. 173). Полностью согласен, но с тем уточнением, что необходимо чётко разграничить памятники населения (праболгар), сохранившего принесенную в Крым традиционную салтово-маяцкую культуру, и памятники той части населения, которая оказалась под влиянием византийской культуры, особенно в домостроении, строительных технологиях, погребальных сооружениях и т.д. Линии разграничения будут как хронологические, так и географические. Собственно салтово-маяцкие памятники Крыма, это заметно уже сегодня, найдут полные аналогии в бассейне Дона и Восточном Приазовье.

* * *

В заключение этого небольшого раздела некоторые размышления в связи с одной публикацией А.П. Моци (2004). Прежде всего отмечу, что автор, хотя и с весьма своеобразными доводами, также пришел к выводам об отсутствии хазарской застройки в Сугдее и проблематичности взглядов о значительной роли хазар в Крыму. Далее же он ставит вопрос весьма категорично. Совершенно справедливо призывая покончить с представлениями о «Крымской Хазарии», Моця предлагает, имея в виду прежде всего Восточный Крым, поставить вопрос о «Крымской Болгарии». С первым я согласен безоговорочно. Но стоит ли вводить для совершенно незначительной группы переселенцев понятие «Крымская Болгария»? Не будет ли оно эквивалентно «крымскому варианту салтово-маяцкой культуры»?

Если провести картографическое сравнение между громадной территорией расселения болгар, от Среднего Дона до Прикубанья, и территорией, занятой болгарами в Восточном Крыму, станет ясно, что более целесообразно говорить о проникновении очень небольшой группы болгар в Крым (вероятнее всего, с VII в.), чем о «Крымской Болгарии». Прибегая к нынешней терминологии, мы имеем дело с ограниченным численно болгарским анклавом в Крыму, занимавшим сельскохозяйственные районы и явно не стремившимся вмешиваться в местные политические события.

Крымские города византийского времени, с их глубокими, уходящими в античность корнями урбанизированных культуры и образа жизни населения, поглощали культуру немногих пришельцев. То же происходило и на Ближнем Востоке, где другие пришельцы — арабы — приняли многие традиции эллинистического и византийского градостроения. Отличие в том, что арабы и культура ислама стали в дальнейшем господствующими на Востоке, чего болгары и хазары так и не достигли в Крыму. Культурного и связанного с ним конфессионального переворота в Крыму не произошло вплоть до становления Крымского ханства.

Подойдём к проблеме с совершенно иных позиций. На мой взгляд, необходимо вообще пересмотреть значение Крыма в истории Хазарского каганата, равно как и происходивших в нём текущих политических событий. Достаточно внимательно посмотреть на карту юга Восточной Европы, чтобы увидеть незначительность территории Крыма не только в сравнении с нею, но и с территорией Хазарского каганата с его салтово-маяцкой культурой. Во многих публикациях, особенно крымских авторов, что вполне понятно, проблеме присутствия хазар в Крыму придаётся излишне большой вес. Хазарская проблематика в Крыму лишь потому так часто привлекает внимание историков, равно и археологов, служит темой бесконечных дискуссий, что повод для этого дают сравнительно многочисленные, хотя в большинстве противоречивые или трудно поддающиеся однозначному пониманию упоминания письменными источниками имени хазар в связи с весьма незначительными событиями, имевшими место в раннесредневековом Крыму. Не буду их перечислять, они более чем известны (упоминания тудунов и пр.). Когда я пишу «сравнительно многочисленные», я подразумеваю то, что политические коллизии в самом Хазарском каганате практически источниками никак не отражены. Впервые я высказал данные соображения ещё на одной из конференций в Алупке около двадцати лет назад.

Упрощу постановку вопроса до крайности. Если смотреть на события в Крыму только в аспекте местной истории полуострова, то да, отношения с каганатом могут показаться значительными, как и хазаро-византийские. Но если глядеть на полуостров в аспекте истории каганата, то крымские дела окажутся затерянными среди проблем, которые каганату приходилось решать на тысячекилометровых границах. Это отношения с народами Приднепровья, Верхнего Дона, Поволжья, Дагестана и Северного Кавказа, Средней Азии; не забудем о противостоянии с арабами; добавим прохождение через каганат венгров и печенегов. Но и перечисленное затмевалось событиями внутренней жизни, среди которых ключевым было обращение к иудаизму, за которым не могли не последовать конфликты, и не только на религиозной почве.

Для Хазарского каганата Крым имел заметное торговое значение. Его прямое поглощение привело бы к хроническому конфликту с Византией, нарушению товарообмена и постоянным расходам на сильное военное присутствие. Что касается Византии, то её восточные проблемы с Ираном, а затем и с теми же арабами делали нежелательными любые дополнительные конфликты в других пограничных районах, включая и такое северное, далеко не главное для империи направление, каким был Крым. Постоянной проблемой, несравнимой с Хазарским каганатом, с конца VII в. стало для империи Болгарское царство, источник периодически возникавших войн и столкновений. Отношение же хазар к крымским владениям Византии очень точно определили Ю.М. Могаричёв и А.В. Сазанов: «Вся политика каганата по отношению к Крыму сводилась в основном к возможности получения дани. Если же хазары, не по своей воле, оказывались втянутыми во внутренние византийские конфликты на территории полуострова, то и здесь претензии хазар были, в большей степени, материальными, а не территориальными или политическими» (Могаричёв Ю.М и Сазанов А.В. 2005. С. 359). Этому заключению предшествует не только анализ византийских источников и политической ситуации на Тамани и в Крыму, но и краткий обзор археологической стратиграфии в г. Боспоре, в напластованиях которого «хазарский слой», о котором писали Т.И. Макарова и А.И. Айбабин, все-таки отсутствует.

То, что С.Б. Сорочан называет крымским кондоминиумом, было для каганата и империи оптимальным решением, но, на мой взгляд, лучше говорить о вынужденном нейтралитете, сохранении status quo. Византии не нужны были осложнения в северных тылах империи, а каганат вряд ли мог рассчитывать на безнаказанную оккупацию Крыма или его части. Конфликтная ситуация, в которой фигурируют Юстиниан II, тудун и другие известные участники, — лишь мелкий случайный эпизод в истории отношений Византии и Хазарского каганата, породивший тем не менее громадную и неиссякаемую библиографию. Смена императоров на константинопольском троне никак не влияла на стабильность этих отношений.

* * *

В 2007 г. С.Б. Сорочан с несколько иных позиций и не будучи знаком с моими предварительными наблюдениями (Флёров В.С. 2005. С. 338—342) приходит к аналогичным изложенным выше выводам «об особом отношении хазар к землям Крымского полуострова, несхожести того, что являла культура собственно Хазарии».

Полагаю целесообразно привести здесь отправные констатации из статьи С.Б. Сорочана, опубликованной в не всем российским читателям доступном сборнике (сокращаю ссылки на публикации до фамилий некоторых упоминаемых им авторов).

«Новейшие работы безоговорочно, на уровне учебной истины продолжают включать "оккупированный хазарами Крым" в состав западных земель Хазарского каганата, объявляют его "крымской Хазарией" (Айбабин, Баранов, Приходнюк, Герцен, Могаричёв, Михеев, Тортика, Майко... Плетнёва, Виноградов, Комар). Даже в коллективной академической монографии, посвященной средневековому Крыму, Северо-Восточному Причерноморью и Закавказью, которая ставит целью подведение итогов многолетних исследований в этом регионе, главу о Крыме VIII—X вв. венчает непререкаемый подзаголовок — "Хазарское господство" (Археология. 2003. С. 53). Он вполне соответствует заключительному, столь же непререкаемому выводу о том, что Хазарский каганат вытеснил Византию из Таврики... Так, С.А. Плетнёва называет крымские города VII—IX вв. "городами в Хазарии" выросшими под влиянием чужой культуры, и особенно показательную роль в этом отводит Херсону, якобы "неоднократно входившему во владения" но... до сих пор не обнаружившему "никаких следов пребывания хазар" (Плетнёва С.А. 2002. С. т-112, 123)» (Сорочан С.Б. 2007. С. 201). Перечисленные установки «новейших работ» С.Б. Сорочан убедительно отвергает, ещё раз используя информацию Никифора, Феофана, другие источники.

Дискуссии о Сугдее продолжаются. В конце 2010 г. появилась небольшая публикация М.А. Никифорова, в которой он на основе анализа состава известной коллекции моливдовулов приходит к выводу, что Сугдея длительное время, вплоть до XI в., не подчинялась Византийской империи, «власть же в городе [ссылка на армянское "Житие Степаноса — архиепископа столицы Сухты" по: Могаричёв Ю.М., Сазанов А.В., Степанова Е.В., Шапошников А.А. 2009. С. 61, 64, 65] принадлежала князьям, христианам по вероисповеданию, находящимся в зависимости от хазарского "царя" проживавшего в Боспоре» (Никифоров М.А. 2010). Вопрос с позиции археологии: отразилась ли такая ситуация на облике города, его материальной культуре? Наверняка нет. Да и речь идёт об одном из немногих хазар, принявших христианство, «князе Георге», уже в силу этого опасавшегося своих соплеменников. Прямого отношения этот незначительный эпизод к нашей теме не имеет. Нельзя принять и предположение автора, выраженное следующим образом: «Сугдея могла быть одним из городов, подвергшихся набегу хазар в правление византийского императора Романа Лакапина (919—945 гг.)». Основой предположения стал пассаж из Кембриджского документа (ссылка на лист 2, лицевая сторона по: Голб Н., Прицак О. 1997. С. 141), но в нём Сугдея не упомянута, зато указаны С-м-к-рай и, вероятно, Херсон. И что из культурного наследства хазар могло остаться после набега? Разве что наконечники стрел. Построение, опирающиеся на «могло быть», в данном случае серьёзному рассмотрению не подлежит.

* * *

Завершая раздел, подчеркну, что все-таки решающая роль в определении места салтово-маяцкой культуры и её носителей на Таманском и Крымском полуостровах принадлежит археологии, так как новые раскопки Таматархи, Фанагории, Боспора, Сугдеи и других городов Северного Причерноморья постоянно расширяют источниковедческую базу.

Примечания

1. В лексиконе ряда пишущих о Крыме археологов всё чаще встречается словечко «салтовцы», в том числе в таком сочетании, как «болгары и салтовцы». Это равносильно тому, если создать сочетание «византийцы и греки». «Салтовцы» — определение со смутным содержанием, оно не исторично. Что касается болгар, то они, как и другие этносы Хазарского каганата, были носителями салтово-маяцкой культуры.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница