1. Пришлые болгары и местные племена Волго-Камья

Изучение материалов Больше-Тарханского могильника позволяет вплотную подойти и к одной из основных проблем ранней средневековой истории края, а именно к вопросу о взаимоотношениях пришлых болгарских и местных, преимущественно финно-угорских, племен.

К приходу болгар на Среднюю Волгу в VII—VIII вв. н. э. здесь, как и в соседних районах, существовали различные этнокультурные объединения, часть из которых испытывала влияние пришлых племен, в свою очередь оказывая определенное воздействие и на последних.

Работами последних лет на Средней Волге и в Прикамье удалось установить, что в VI—VII вв. в Волго-Камье располагались следующие этно-культурные объединения¹. Непосредственно район расселения болгарских племен, т. е. Средняя Волга в узком смысле этого слова, в II—VII вв. был занят племенами именьковской культуры², территория расселения которых, достаточно четко определенная в последнее время, ограничивалась на западе средним течением р. Свияги, на юге — Ундорскими горами севернее Ульяновска и р. Уткой по левому берегу Волги, на севере — правобережьем р. Камы до устья р. Вятки, на востоке — р. Шешмой и правым берегом р. Черемшана примерно до устья р. М. Черемшан. Близкие к именьковским по культуре, а вероятно и по этносу, археологические памятники встречаются небольшими группами на средней Суре (городища типа Ош-Панда и Ашна-Панда) и на р. Белой (романовская группа поселений).

Памятники доболгарского периода по р. Волге южнее именьковской территории пока не выявлены. Некоторые исследователи полагают, что здесь, в пределах Куйбышевского и Саратовского течений р. Волги, обитали позднегородецкие племена³, культура которых в I тысячелетии н. э. является весьма неопределенной.

Западнее, в верховьях рек Суры, Мокши и Цны, известны группы могильников (Армиевский, Ражкинский, Селиксинский и др.⁴), многими исследователями определяемые как древнейшие мордовские памятники.

Как показали исследования Марийской⁵ и Чувашской⁶ археологических экспедиций последних лет, побережье Волги к северо-западу от именьковской территории было занято уже к VI—VII вв. древнемарийскими племенами, наиболее выразительными памятниками которых на Волге являются Ахмыловский могильник⁷, на р. Ветлуге — могильники «Черемисское кладбище»⁸ и «Чертово городище»⁹, на р. Вятке и его притоках — Ижевское городище¹⁰ и Лопьяльский могильник.

На востоке от именьковских племен в Прикамье к VI—VII вв. наблюдается концентрация различных племен: на р. Каме между Белой и Вяткой племен, оставивших памятники, среди которых выделяется группа памятников котловско-тураевского типа¹¹ с неясной этнической принадлежностью; на р. Чепце формируются древнеудмуртские племена, оставившие такие могильники, как Поломский¹² и Мыдлань-Шай¹³; Верхняя Кама прочно занята в это время племенами позднеломоватовского типа, которых многие исследователи принимают за предков коми-пермяков¹⁴. Этническая карта Прикамья в I тысячелетии н. э. в значительной степени усложняется в результате включения различных пришлых угорских и тюрко-язычных племен¹⁵, чем объясняется определенное своеобразие в развитии местных племен. Многие из этих племен — древнемордовские, древнемарийские, древнеудмуртские, пермские и другие — продолжают существовать и в болгарский период истории Среднего Поволжья и Прикамья, поэтому при дальнейшем изложении мы постараемся рассмотреть их взаимоотношения с болгарскими племенами на протяжении двух периодов — доболгарского (VI—VII вв.) и раннеболгарского (VII—IX вв.).

Вопрос о взаимоотношении пришлых болгарских племен и местного именьковского населения является одним из основных, так как многие исследователи полагают, что именьковские племена явились той основной этнической массой местного населения, на которую наслоились болгары, к I—XI вв. завершившие процесс их ассимиляции¹⁶.

Этническая и культурная принадлежность памятников именьковского типа исследователями трактуется различно. А.П. Смирнов поселения именьковского типа увязывает с памятниками позднегородецкого круга¹⁷, а Рождественский могильник именьковской культуры сближает с памятниками типа волынцевских погребений Полтавщины и поэтому считает этот могильник древнеславянским¹⁸. С точкой зрения о городецкой принадлежности именьковских памятников согласны и некоторые другие археологи, как А.М. Ефимова¹⁹, Б.Б. Жиромский²⁰.

Н.Ф. Калининым было высказано мнение о буртасской принадлежности памятников именьковского типа²¹, не нашедшее поддержки у археологов и историков. Он также полагал, что племена этой группы явились одним из основных компонентов этноса Волжской Болгарии домонгольского периода²².

В.Ф. Генинг, первоначально следуя за другими исследователями, считал, что именьковцы были финно-уграми и «составили основную массу населения Волжской Булгарин»²³. Но г. своих новейших работах он отмечал, что «вопрос о взаимоотношении именьковской и булгарской культур остается пока совершенно не изученным»²⁴. Основываясь на изучении ряда новых памятников, он полагает, что правомерно «считать население Южного Прикамья, для которого характерна плоскодонная керамика (имеется в виду и именьковская. — А.Х.), древнетюркским»²⁵.

В последние годы интересное предположение об этнической принадлежности именьковских племен высказал П.Д. Степанов, связывающий памятники именьковского типа с древними угро-мадьярами, покинувшими Поволжье в VII в. н. э.²⁶

Ограничиваясь высказанными предположениями об этнической принадлежности носителей именьковской культуры, разберем лишь вопрос о взаимоотношении их с болгарскими племенами, опираясь прежде всего на материалы Больше-Тарханского могильника. Как показали работы археологических экспедиций Казанского филиала АН СССР в 1949, 1950 и 1957 гг., район расположения Больше-Тарханского могильника являлся одним из наиболее насыщенных для именьковской территории. Здесь известно самое крупное именьковское городище — Больше-Тарханское и до десятка неукрепленных поселений. Естественно предположить, придерживаясь точки зрения вышеуказанных исследователей, что болгарские племена, оставившие Больше-Тарханский могильник, неминуемо должны были вступить в теснейший контакт с местным населением и этот контакт должен был бы отразиться в материале интересующего нас могильника, функционировавшего на этой территории более 200 лет.

Изученный у с. Рождествено могильник именьковской культуры показал, что для именьковцев чрезвычайно специфичным был обряд трупосожжения²⁷, совершенно не зафиксированный в Больше-Тарханском могильнике. Именьковская керамика представлена только лепными горшковидными сосудами особой формы (рис. 25, 2), почти без орнамента, за исключением очень редких насечек по краю горла или поясков из ямочных вдавлений по горлу²⁸, а также глиняными пряслицами выдержанной биконической формы²⁹. Среди лепной керамики Больше-Тарханского могильника нет ни одного сосуда (см. выше), который можно было бы назвать именьковским, за исключением сосудов, имеющих по краю горла насечку или зубчатые защипы (табл. VII, 6, 16). Однако эти сосуды среди именьковской керамики весьма немногочисленны. Так, из 128 сосудов Рождественского могильника лишь два имеют насечку по краю горла³⁰, из 98 сосудов Балымерского селища — тоже два. Эта керамика не является типично именьковской и на эту территорию, вероятно, попала от древнемарийских и мордовских племен, у которых она известна еще в памятниках II—VII вв. Нет основания считать, что эта керамика проникла в Больше-Тарханский могильник из именьковской среды, так как для последней она совершенно не характерна. Пряслица Больше-Тарханского могильника также резко отличаются от именьковских (см. табл. XI, 1—4).

Исходя из вышесказанного, следует полагать, что пришлые болгарские племена, оказавшись на именьковской территории, не вступили с местным населением в какой-либо контакт. Возможно, что к приходу болгар на Среднюю Волгу именьковцы уже покинули эту местность и ушли в другой район. Это предположение подкрепляется и тем, что в памятниках именьковского типа (Именьковское, Балымерское, Шеломское и Ош-Пандинское городища и Рождественский могильник) абсолютно неизвестны предметы, характерные для Больше-Тарханского могильника и аналогичных памятников юго-восточной Европы.

Верховья р. Суры и бассейн р. Узы в IV—VII вв., как показали исследования Селиксенского³¹ и Армиевского³² могильников, были заняты мордовскими племенами, которые к VIII—X вв. заняли почти все междуречье Оки и Волги, сосредоточиваясь в основном по их притокам — Суре, Мокше, Цне и Алатырю³³.

Авторы, изучавшие мордовские древности VIII—IX вв., неоднократно подчеркивали определенную близость инвентаря мордовских могильников к материалам памятников юго-востока Восточной Европы и в особенности к материалам могильников салтовского типа³⁴. Но в большинстве случаев эти исследователи полагали, что вещи так называемого салтовского типа попадали путем торговли с южными областями³⁵. Анализ инвентаря Больше-Тарханского могильника, так же как и сравнительное изучение материалов мордовских могильников VIII—IX вв., показывает взаимопроникновение в эти комплексы отдельных предметов или явлений, свойственных тем или другим памятникам.

Рис. 25. Верхние части лепных сосудов. 1, 3 — из Больше-Тарханского могильника. 2 — из Рождественского могильника

В Больше-Тарханском могильнике имеется ряд предметов, характерных для мордовских могильников I—VIII вв. К числу их в первую очередь следует отнести некоторые типы украшений, бытовавшие или получившие развитие у мордвы в период, предшествующий появлению болгарских племен. Это различные бубенчики, в том числе и прорезные типа табл. XV, 7, 9, широко представленные в таких могильниках, как Серповский³⁶, «Заря»³⁷; различные пронизи из перевитой проволоки (табл. XV, 12, 13, 14), широко распространенные в финно-угорских памятниках и весьма характерные также для мордвы, начиная с ранних памятников типа Армиевского³⁸ и Селиксекского³⁹ могильников и кончая поздними. Особенно своеобразными среди мордовских древностей являются такие украшения, как трубчатые подвески, цилиндрические или конусовидные, из свернутого медного листка с многорядной нарезкой в нижнем конце и отверстием на сплющенной части второго конца (табл. XVI, 10), бытовавшие у мордвы с V—VI вв.⁴⁰ до X в.⁴¹ К такому же типу украшений следует отнести подвески из тонкого медного листка трапециевидной формы с нарезкой в нижней части (табл. XVI, 9), широко представленные в мордовских могильниках начиная от Армиевского⁴² и кончая Томниковским и Перемчалкинским⁴³; различные широкие бутыльчатые подвески (табл. XVI, 14, 15), имеющие такой же хронологический диапазон⁴⁴; звездчатые подвески конусовидной формы с вдавленными боками (табл. XVI, 16, 11), появляющиеся еще в древнемордовских могильниках типа Армиевского⁴⁵ и Ражкинского⁴⁶ и бытующие вплоть до X в.⁴⁷ Раннемордовским украшением является также шумящая подвеска с трапециевидным щитком и прикрепленными к нему на пяти многозвеньевых цепочках узкими трапециевидными пластинами (табл. XVI, 19). Шумящие подвески подобного типа появляются у мордвы еще в V—VI вв. (см., например, Старший Кужендеевский могильник⁴⁸) и широко представлены в памятниках VII—VIII вв. Число подобных примеров можно увеличить еще и за счет некоторых поясных украшений. Так, обнаруженные в погребениях Больше-Тарханского могильника поясная бляшка типа, изображенного на табл. XVII, 19, и ременные наконечники типа, изображенного на табл. XVII, 16, 18, имеют аналогии только в мордовских памятниках. Поясная накладка с петлей и щитком с округлым концом (табл. XVII, 19) является типично древнемордовским обувным украшением⁴⁹, а ременные наконечники (типа, изображенного на табл. XVII, 16, 18) известны только в Перемчалкинском могильнике⁵⁰. Из орудий труда следует отметить уникальный железный серп из погребения 2 (табл. X, 9), аналогичный серпу из Крюковско-Кужновского могильника⁵¹.

Говоря о взаимоотношениях мордвы и ранних болгар, нельзя обойти и тот факт, что начиная с VIII в. в могильниках мордвы чрезвычайно широко распространяются предметы юго-восточного облика, которые до сих пор рассматривались как результат торговых отношений древней мордвы с салтовским и северокавказским кругом населения. Значительное сходство подобных предметов с материалом Больше-Тарханского могильника и территориальная близость болгарских племен Средней Волги и мордовского населения Волго-Окского междуречья позволяют говорить больше о болгарском, нежели салтовском или северокавказском влиянии, хотя и исключать последнее нельзя.

Очевидно, под влиянием ранних болгарских племен Средней Волги у мордвы VIII—IX вв. широко распространяется различное конское снаряжение. С этим же, вероятно, связано и появление в мордовских могильниках обычая захоронения конской головы, а иногда и головы вместе с ногами⁵². Почти все типы удил, обнаруженные в Больше-Тарханском могильнике, известны и в мордовских памятниках. Так, удила с прямыми псалиями (типа изображенных на табл. IX, 1, 2) найдены в Лядинском могильнике⁵³, а другая форма этих удил (типа изображенных на табл. IX, 3) обнаружена в одном из погребений Крюковско-Кужновского могильника⁵⁴. Хорошо известны в мордовских древностях и удила с S-видными псалиями типа, изображенного на табл. IX, 6 (Лядинский⁵⁵ и Иваньковский⁵⁶ могильники), и типа изображенного на табл. IX, 7 (Крюковско-Кужновский могильник)⁵⁷. Ранней, специфически местной формой удил являются простые кольчатые удила типа, изображенного на табл. IV, 8, известные в мордовских могильниках III—IV вв. н. э.⁵⁸

Основные типы стремян Больше-Тарханского могильника находят аналогии в мордовских могильниках. Стремена с выгнутой подножкой (типа, изображенного на табл. IX, 10) известны в могильнике у пос. Заря⁵⁹, а стремена со слегка вогнутой подножкой (типа, изображенного на табл. IX, 11, 12) обнаружены в погребениях у пос. «Красный Восток»⁶⁰; простые стремена с открытым кольцом (типа, изображенного на табл. IX, 13) имеются в Иваньковском могильнике⁶¹.

Оригинальное кресало с ручкой в виде кузнечных клещей типа, изображенного на табл. X, 5, не известное в салтовских и аланских древностях, обнаружено в Перемчалкинском могильнике⁶², где имеется также и медная трубка⁶³ для трута типа, изображенного на табл. X, 1.

Хотя глиняные пряслица Больше-Тарханского могильника весьма оригинальны и почти не находят близких аналогий, но некоторые из них, такие, как плоские цилиндрические (типа, изображенного на табл. XI, 2) и блоковидные (типа, изображенного на табл. XI, 3), вероятно, получили развитие под влиянием раннемордовских. Такого типа изделия, известные в Армиевском⁶⁴ и Ражкинском⁶⁵ могильниках, были характерны для городецких памятников Саратовского Поволжья. Прекрасная их коллекция представлена на Чардымском городище⁶⁶.

Хотя железные пряжки и наконечники стрел во второй половине I тысячелетия н. э. очень широко распространены в различных областях Восточной Европы, все же следует отметить значительное преобладание в мордовских памятниках этого времени типов железных пряжек и наконечников стрел, характерных для Больше-Тарханского могильника. Так, из пяти типов железных пряжек Больше-Тарханского могильника четыре известны в мордовских древностях: типа, изображенного на табл. XII, 11 (Перемчалкинский могильник)⁶⁷, типа, изображенного на табл. XI, 12 (Крюковско-Кужновский⁶⁸ и Иваньковский⁶⁹ могильники), типа, изображенного на табл. XI, 13 (Крюковско-Кужновский⁷⁰ и Перемчалкинский⁷¹ могильники), типа, изображенного на табл. XI, 15, 17 (Крюковско-Кужновский могильник⁷²). Среди наконечников стрел известны как плоские листовидные типа, изображенного на табл. XII, 2, 6 (могильники «Заря»⁷³ и Перемчалкинский⁷⁴), так и трехперые, типа, изображенного на табл. XII, 14, 15 (Крюковско-Кужновский могильник)⁷⁵ и четырехгранные бронебойные типа, изображенного на табл. XII, 17 (Перемчалкинский могильник)⁷⁶.

Следует отметить, что в мордовских могильниках встречаются отдельные детали колчана, сходные с подобными предметами из Больше-Тарханского могильника. Здесь совпадают крючки от колчана типа, изображенного на табл. XIII, 2, 3 (Крюковско-Кужновский могильник⁷⁷), дужки и скобы типа, изображенного на табл. XIII, 6, 8 (Перемчалкинский могильник⁷⁸) и накладки типа, изображенного на табл. XII, 14 (Крюковско-Кужновский могильник⁷⁹).

Из другого оружия следует отметить близость к больше-тарханским саблям типа, изображенного на рис. 16 (Крюковско-Кужновский могильник)⁸⁰, наконечников копий типа, изображенного на рис. 15, 1 (Перемчалкинский⁸¹, Крюковско-Кужновский⁸² могильники) и типа, изображенного на рис. 15, 2 (могильник Заря)⁸³.

Много сходного в различных украшениях. Наряду с серьгами салтово-аланского облика (табл. XIV, 5, 7, 10), широко известными и в мордовских памятниках, где найдены даже литейные формы для отливки варварских подражаний (см. Крюковско-Кужновский могильник, погребение 571)⁸⁴, и перстней (табл. XIV, 13, 14) с таким же ареалом⁸⁵, в Больше-Тарханском могильнике имеются оригинальные медные шаровидные подвески с грибовидными ножками (табл. XV, 16, 17), встреченные, в свою очередь, в таких древнемордовских могильниках, как Перемчалкинский, Лядинский, Томниковский⁸⁶. Возможно, что оригинальные лунницы Больше-Тарханского могильника (табл. XV, 21—23) продолжают развитие древнемордовских лунниц, которые широко бытуют еще в Армиевском могильнике⁸⁷.

Определенное сходство имеется и между медными и бронзовыми пряжками Больше-Тарханского могильника (табл. XVII, 1—5) и пряжками из мордовских памятников. Бляшки-накладки на кожаный ремень типа, изображенного на табл. XVII, 7, 9, 13, 11 и 14, встречены в таких могильниках, как Крюковско-Кужновский⁸⁸, Перемчалкинский⁸⁹, Лядинский⁹⁰ и у пос Заря⁹¹.

Завершая обзор болгарско-мордовских параллелей, следует отметить, что в Больше-Тарханском могильнике найдена железная пешня (рис. 15, 5), очень широко распространенная в древнемордовских могильниках (Лядинский, Крюковско-Кужновский, Погибловский, у пос. Заря⁹²), а в последних⁹³ найдены остатки деревянных чаш с серебряными или медными накладками (табл. XVIII, 14), известные и в Больше-Тарханском могильнике.

Таким образом, можно полагать, что пришлые болгарские племена, оказавшись на Средней Волге, вступили в довольно тесный контакт с территориально близкими мордовскими племенами, восприняв от них некоторые типы вещей и. в свою очередь оказав сильное воздействие на формирование материальной культуры последних.

Эти взаимосвязи прослеживаются также и по данным языковедов, отмечающих включение в мордовский язык ранних тюркских элементов⁹⁴.

Вероятно, определенный контакт установился и с другими волжскими племенными группировками, в частности с марийскими племенами. Древнемарийские племена в период появления болгар на Волге располагались преимущественно в Вятско-Ветлужском междуречье и по р. Волге вблизи устья таких рек, как Ветлуга и Сура. Здесь известны и древнейшие древнемарийские памятники — Ахмыловский и Юльяльский могильники⁹⁵, Васильсурское⁹⁶, Ивановогорское городища⁹⁷. К VIII—IX вв., как показывают материалы Борисовского могильника у г. Казани⁹⁸, марийские племена появляются и в непосредственной близости от районов, занятых болгарскими племенами.

Разбирая материалы раннемарийских могильников и поселений в сравнении с вещевым комплексом Больше-Тарханского могильника, мы можем отметить ряд сходных черт, возникших на основе определенного взаимопроникновения культурных традиций обеих групп населения. В погребениях Больше-Тарханского могильника встречены отдельные предметы, не имеющие юго-восточных аналогий, но близкие к культурным комплексам древних мари. К таковым следует отнести: спиралевидные накладки с дужкой (табл. XV, 15), широко распространенные в марийских памятниках VII—IX вв.⁹⁹, характерные подвески в виде утиных лапок с нарезкой, имитирующей перевитой шнур, появляющиеся в могильниках IV—VI вв.¹⁰⁰ и бытующие вплоть до XI в.¹⁰¹; подвески, составные из двух овальных пластинок (табл. XVI, 7), обычно употреблявшиеся у древних марийцев как поясные, а иногда как головные украшения¹⁰²; многочисленные подвески в виде конусов с окантовкой в нижней (табл. XVI, 11), иногда нижней и средней части (табл. XVI, 13) поясками с нарезкой, известные в ряде марийских могильников, в том числе и Борисковском¹⁰³; бутыльчатые подвески с трубчатым завершением (табл. XVI, 14, 15) и такого же рода подвески с завернутой петлей (табл. XVI, 4, 5, 6), также получившие широкое распространение в марийских материалах начиная с V в.¹⁰⁴ и кончая I—XI вв.¹⁰⁵; шумящие подвески с арочным ажурным щитком и привесками в виде стержней с шаровидным завершением (табл. XVI, 18), которые, судя по щитку, хотя и являются предметами пермского облика, но к ранним болгарам, очевидно, проникли через марийские племена, так как у последних подобные вещи также получают широкое распространение в конце I тысячелетия¹⁰⁶; шумящие подвески с горизонтальной, обычно гофрированной, округлой пластиной и привесками в виде утиных лапок (табл. XVI, 3), известные в марийских погребениях начиная с V—VI вв.¹⁰⁷ и до II—X вв.¹⁰⁸ Правда, последнее украшение более типично для муромы¹⁰⁹, но, учитывая отсутствие непосредственного контакта муромы с болгарами, следует предполагать проникновение подобных украшений через марийскую или мордовскую среду.

Вероятно, таким же путем в Больше-Тарханский могильник попали и некоторые другие предметы, специфичные для более западных муромских и мерянских племен, а именно — муромское¹¹⁰ височное кольцо с щитковым запором (табл. XIV, 18), употреблявшееся населением, оставившим Больше-Тарханский могильник, в качестве браслета и ажурная подвеска с биспиральным орнаментом (табл. XVI, 1)¹¹¹.

Можно было бы отметить еще ряд предметов, таких, как различные трубчатые и спирально навитые пронизи, бубенчики и т. п., которые также могли быть привнесенными из древнемарийской среды, но ограничимся вышеприведенным перечислением. Заметим также, что часть лепных сосудов Больше-Тарханского могильника, возможно, также имеет мордовское или марийское происхождение.

Итак, следует полагать, что болгарские племена, придя на Среднюю Волгу, вступили в тесные взаимоотношения прежде всего с такими местными племенами, как складывающиеся группы древней мордвы и мари. Результатом этого явилось проникновение элементов раннеболгарской культуры в древнемордовскую среду, на чем мы уже останавливались, а также и к древнемарийским племенам, хотя к последним, особенно расположенным на реках Ветлуге и Вятке, это проникновение было заметно слабее, о чем нам уже приходилось в свое время писать¹¹².

К востоку от Больших Тархан, за Волгой, как мы уже неоднократно отмечали, в VIII—X вв. существовала мощная племенная «танкеевская» группировка, которая фактически преграждала доступ к племенам Прикамья болгарам, оставившим памятники больше-тарханского типа, чем, очевидно, объясняется отсутствие явно выраженных следов взаимоотношений с Прикамьем в Больше-Тарханском могильнике. Действительно, в последнем фактически нет вещей прикамского происхождения, если не считать одной шумящей подвески с ажурным арочным щитком (табл. XVI, 18), которая, однако, могла проникнуть в Больше-Тарханский могильник и через марийскую среду, где, как мы уже писали выше, подобные украшения были известны. Прикамское влияние не ощущается и в керамике могильника. Правда, здесь есть один сосуд широкой чашевидной формы (табл. VIII, 19), происхождение которого предположительно можно было бы связать с Прикамьем, где подобные формы известны в Неволинском могильнике ломоватовской культуры¹¹³. Но, как убедительно показала Е.И. Горюнова, подобные типы сосудов встречены и в мерянских памятниках VI—IX вв. (например, Тимеровский и Хотымльский могильники)¹¹⁴, поэтому указанный сосуд в могильник у с. Большие Тарханы мог проникнуть из другой территории.

На р. Чепце и Верхней Каме в VII—IX вв. широко распространяются предметы, происхождение которых можно связать с югом Восточной Европы и Сибири. Однако проникновение их, очевидно, происходило не через болгарские племена больше-тарханского типа, а иным путем, возможно, минуя Волгу.

Таким образом, материалы Больше-Тарханского могильника отчетливо показывают связи пришлых болгар в первую очередь только с волжскими местными племенами — древней мордвой и мари. В то же время в Больше-Тарханском могильнике нет ни одного захоронения с характерными чертами местных племен Среднего Поволжья. Это обстоятельство заставляет полагать, что представители местных племен не включались в среду пришлых болгар и последние, по крайней мере в VIII—IX вв., продолжали сохранять свою монолитность и относительную этническую чистоту.

Примечания

1. А.П. Смирнов. Очерки древней и средневековой истории Среднего Поволжья и Прикамья. МИА, № 28, 1952; В.Ф. Генинг. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа. Тр. КФАН СССР, вып. 2, 1959, стр. 157 и сл.; О.Н. Бадер и В.А. Оборин. На заре истории Прикамья. Пермь, 1958.

2. Н.Ф. Калинин и А.Х. Халиков. Итоги археологических работ 1945—1952 гг. Тр. КФАН СССР. Казань, 1954, стр. 44—56; В.Ф. Генинг. Указ. соч., стр. 208—210; Ф. Генин г, В.Е. Стоянов, Т.А. Хлебникова и др. Археологические памятники у с. Рождествено. Казань, 1962.

3. А. П. С мирное. Древняя и средневековая истории Ульяновского края в свете новых археологических исследований. Ульяновск, 1955, стр. 14.

4. П.С. Рыков. Очерк по истории мордвы. М., 1933, стр. 49 и сл.; М.Р. Полесских. Пензенские могильники мордвы IV—V вв. СА, 1962, № 4.

5. А.Х. Халиков. Очерки истории населения Марийского края в эпоху железа. «Тр. Мар. археологической экспедиции», т. II, Йошкар-Ола. 1962, стр. 20—23.

6. А.П. Смирнов. Железный век Чувашского Поволжья. МИА, № 95, 1961.

7. Раскопки Марийской археологической экспедиции 1962 г.

8. Раскопки Марийской археологической экспедиции 1957 г.

9. А.Х. Халиков и Е.А. Безухова, Материалы к древней истории Поветлужья. Горький, 1960, стр. 7—22.

10. Г.А. Архипов. Ижевское городище. Тр. Мар. НИИ, вып. XVII. Йошкар-Ола, 1962, стр. 141—159.

11. В.Ф. Генин г. Тураевский курганный могильник в нижнем Прикамье. ВАУ, вып. 2. Свердловск, 1962, стр. 77—80.

12. В.Ф. Генинг. Очерк этнических культур Прикамья..., стр. 194—200.

13. В.Ф. Генин г. Мыдлань-Шай-удмуртский могильник VIII—IX вв. ВАУ, вып. 3. Свердловск, 1962.

14. О.Н. Бадер и В.А. Оборин. Указ. соч., стр. 156 и сл.

15. В.Ф. Генинг. Проблемы изучения железного века Урала. ВАУ, вып. I. Свердловск, 1961, стр. 41—45.

16. А.П. Смирнов. Древняя и средневековая история Ульяновского края..., стр. 16.

17. А.П. Смирнов. Железный век Чувашского Поволжья, стр. 110.

18. А.П. Смирнов. Некоторые спорные вопросы истории волжских болгар. «Историко-археологический сборник», 1962, стр. 165—167.

19. А.М. Ефимова. Городецкое селище и болгарское городище у с. Балымеры Татарской АССР. МИА, № 111, 1962, стр. 25—33.

20. Б.Б. Жиромский. Древнеродовое святилище Шолом. МИА, № 61, 1958, стр. 424—450.

21. Н.Ф. Калинин и А.Х. Халиков. Указ. соч., стр. 56—63.

22. Н.Ф. Калинин. Древнейшее население Татарии. Материалы по истории Татарии. Казань, 1948.

23. В.Ф. Генинг. Очерк этнических культур Прикамья..., стр. 210.

24. В.Ф. Генинг, В.Е. Стоянов, Т.А. Хлебникова и др. Указ. соч., стр. 91.

25. В.Ф. Генин г. Проблемы изучения железного века Урала, стр. 44.

26. П.Д. Степанов. Памятники угорско-мадьярских (венгерских) племен в Среднем Поволжье. III Уральское археологическое совещание в г. Уфе. Тезисы докладов. Уфа, 1962, стр. 65—68.

27. В.Ф. Генинг, В.Е. Стоянов, Т.А. Хлебникова и др. Указ. соч., стр. 86—88.

28. Там же, стр. 50.

29. Н.Ф. Калинин и А.Х. Халиков. Именьковское городище. МИА, № 80, 1960, стр. 243—244.

30. В.Ф. Генинг, В.Е. Стоянов, Т.А. Хлебникова и др. Указ. соч., стр. 50.

31. М.Р. Полесских. Могильник «армиевского типа» в Пензенской области. КСИИМК, вып. 55, 1954, стр. 147—149; он же. Ранние могильники древней мордвы в Пензенской области. СА, № 4, 1959, стр. 202—211.

32. П.С. Рыков. Указ. соч.; он же. Очерки по истории Нижнего Поволжья по археологическим материалам. Саратов, 1936, стр. 62—76.

33. А.Е. Алихова. Из истории мордвы конца I — начала II тыс. н. э. Археологический сборник, т. II. Саранск, 1959, стр. 13.

34. А.П. Смирнов. Очерки по древней и средневековой истории..., стр. 118—120.

35. А.Е. Алихова. Указ. соч., стр. 21.

36. А.Е. Алихова. Серповский могильник. «Археологический сборник». т. II. Саранск, 1959.

37. М.Ф. Жиганов. К истории мордовских племен в конце I тыс. н. э. СА, 1961, № 4, стр. 173.

38. П.С. Рыков. Культура древних финнов в районе р. Узы. Саратов 1930, стр. 11.

39. М.Р. Полесских. Пензенские могильники мордвы IV—V вв., стр. 180.

40. П.С. Рыков. Культура древних финнов..., стр. 28—29.

41. Б.Н. Ястребов. Лядинский и Томниковский могильники. МАР, № 10, СПб., 1893, табл. IV, 2, 7, 12.

42. П.С. Рыков. Культура древних финнов..., стр. 25—26.

43. А.Е. Алихова. Серповский могильник, табл. XI, 1.

44. П.С. Рыков. Культура древних финнов..., стр. 27—28.

45. Там же, стр. 29—30.

46. М.Р. Полесских. Пензенские могильники мордвы IV—V вв., стр. 179—181.

47. А.Е. Алихова. Из истории мордвы..., стр. 16.

48. М.Ф. Жиганов. Старейший Кужендеевский могильник СА, 1959, № 1, стр. 220.

49. А.Е. Алихова. Серповский могильник, табл. 50, 1.

50. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник. Археологический сборник, т. I. Саранск, 1948, табл. V, 1.

51. П.П. Иванов. Крюковско-Кужновский могильник. Моршанск, 1952. табл. XIX, 7.

52. А.Е. Алихова. Из истории мордвы..., стр. 29.

53. В.Н. Ястребов. Указ. соч., погребения 55 и 120.

54. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXXII, 1.

55. В.Н. Ястребов. Указ. соч., погребение 102.

56. Н.В. Трубникова. Отчет о работе 2-го отряда Чувашской археологической экспедиции за 1957 г. «Уч. зап. Чув. НИИ», вып. XIX, стр. 56.

57. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXXVII, 5.

58. М.Р. Полесских. Могильник «армиевского типа»..., стр. 148—149.

59. М.Ф. Жиганов. Новые археологические памятники в долинах рек Вад и Теша. «Археологический сборник», т. II, Саранск, 1959, табл. 31, 1.

60. А.Е. Алихова. Могильник у колхоза «Красный Восток». КСИИМК, вып. XXIX. М, 1949.

61. Н.В. Трубникова. Указ. соч., стр. 56.

62. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник.

63. Там же, табл. IV.

64. П.С. Рыков. Культура древних финнов..., стр. 33.

65. М.Р. Полесских. Ранние могильники древней мордвы в Пензенской области, стр. 203.

66. П.С. Рыков. Чардымское городище. «Изв. Саратовского Нижневолжского ин-та краеведения», т. VI. Саратов, 1933, стр. 61—62, 86 табл. 3.

67. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. IV.

68. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXVI, 4; XXIV, 13.

69. Н.В. Трубникова. Указ. соч., стр. 75.

70. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XVII, 9.

71. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. IV.

72. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXV, 1.

73. М.Ф. Жиганов. Новые археологические памятники в долинах рек Вад и Теша, табл. 30, 13.

74. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. IV.

75. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXV, 1.

76. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. IV.

77. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XVIII, 5.

78. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. IV и VII.

79. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXIX, 13.

80. Там же, табл. XXIV, 5, XXV, 2, XXXIII, 6.

81. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. IV, погребение 99.

82. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXXV, 2.

83. М.Ф. Жиганов. К истории мордовских племен в конце I тыс. н. э., стр. 168.

84. А.Е. Алихова. Из истории мордвы..., стр. 21.

85. Там же, стр. 21.

86. А.Е. Алихова. Из истории мордвы..., стр. 19.

87. П.С. Рыков. Культура древних финнов..., стр. 30—32.

88. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XXVIII—XXX.

89. А.Е. Алихова. Перемчалкинский могильник, табл. XII.

90. А.Е. Алихова. Из истории мордвы..., стр. 21—22.

91. М.Ф. Жиганов. К истории мордовских племен в конце I тыс. н. э., стр. 163 и 174.

92. А.Е. Алихова. Из истории мордвы..., стр. 25.

93. П.П. Иванов. Указ. соч., табл. XIX, 5, 6.

94. Б.А. Серебрянников. Категории времени и вида в финно-угорских языках пермской и волжской группы. М., 1960, стр. 269—271; А.П. Феоктистов. Мордовские языки и их диалекты. Тр. ИЭ, новая серия, т. I—XIII. М, 1960, стр. 68—69.

95. Раскопки Марийской археологической экспедиции 1962 г.

96. А.Х. Халиков. Очерки истории населения Марийского края в эпоху железа, стр. 153—158.

97. Г.А. Архипов. Городища первой половины I тыс. н. э. в Марийской АССР. «Тр. Мар. археологической экспедиции», т. II. Йошкар-Ола, 1962, стр. 206—211.

98. ОАК за 1890 г. 1893, стр. 66—68.

99. А.Х. Халиков и Е.А. Безухова. Указ. соч., стр. 32.

100. Ахмыловский могильник. Материалы хранятся в Марийском краеведческом республиканском музее, г. Йошкар-Ола.

101. А.Х. Халиков и Е.А. Безухова. Указ. соч., стр. 28 и сл.

102. Ахмыловский могильник (Г.А. Архипов. Городища первой половины I тыс. н. э..., стр. 224).

103. ОАК за 1890 г. СПб, 1893, стр. 67.

104. Ахмыловский могильник.

105. А.Х. Халиков и Е.А. Безухова. Указ, соч, стр. 43 и сл.

106. Там же, стр. 31.

107. Ахмыловский могильник.

108. А.Х. Халиков и Е.А. Безухова. Указ, соч, стр. 43.

109. Е.И. Горюнова. Этническая история Волго-Окского междуречья. МИА, № 94, 1961, стр. 158.