Счетчики




Яндекс.Метрика



Кому мстил Вещий Олег?

Вещего Олега напрямую и навечно связал с хазарами гений отечественной словесности Александр Сергеевич Пушкин. Он же и обозначил сие «великое противостояние». Редкая статья о хазарах не начинается с его четверостишия. Может быть, именно поэтому мы не отправимся по заранее протоптанной тропе, а, как говаривал товарищ Ленин В.И., «пойдем другим путем», проявив, таким образом, некоторую оригинальность.

Сам Вещий Олег — фигура в русской истории довольно непростая, неоднозначная и сколь значимая, столь и загадочная. Сведения, дошедшие до нас о легендарном князе, по большей части скупы, немногочисленны, а порой и противоречивы. Проверенной информации не так много, а вот догадок, теорий, версий и пересудов хоть ведром выноси, благо почва для этого дела благодатная. Но, не узнав и не поняв самого Вещего Олега, нам тяжело будет понять суть его поступков. Для начала представим его читателю. А кто может это сделать лучше, чем человек, профессионально занимающийся отечественной историей?

Великий историк Н.М. Карамзин характеризует его так: «Мудростью Правителя цветут государства образованные; но только сильная рука Героя основывает великие Империи и служит им надежною опорою в их опасной новости. Древняя Россия славится не одним Героем: никто из них не мог сравняться с Олегом в завоеваниях, которые утвердили ее бытие могущественное». Красиво, несколько патетично, образно, но довольно расплывчато. Ясно одно — Герой. От этого никуда. Это точка отсчета.

Мы же свое более близкое знакомство с Героем начнем с того, что практически всем известно и о чем информацию можно почерпнуть с ходу, не утруждая себя излишними трудностями поиска.

Вот какую справку на этот счет дает нам БСЭ: «Олег Вещий (умер 912), древнерусский князь. По летописным сообщениям, родственник полулегендарного Рюрика, ставший после его смерти новгородским князем. В 882 О. совершил поход в землю кривичей и захватил их центр Смоленск. Спустившись вниз по Днепру, взял Любеч, а затем Киев, который сделал столицей своего государства. В 883—885 О. присоединил земли древлян, северян, радимичей, а к 907 — области вятичей, хорватов, дулебов и тиверцев. Покоренные племена О. обложил данью, обязал их поставлять ему воинов. Успешно воевал с хазарами. В 907 осадил столицу Византии Константинополь и наложил на империю контрибуцию. В 911 заключил выгодный торговый договор с Византией. По преданиям, умер от укуса змеи; этот факт лег в основу ряда песен, легенд и преданий».

Песни и легенды оставим в стороне, сразу выделив то, что нас интересует в первую очередь, — успешно воевал с хазарами.

Однако ответов на все вопросы не дает и Большая Энциклопедия. Хотя не ее, собственно, это дело, она обозначила основную информацию, а дальше, если интересно, — дерзайте.

А значит, обозначив основные вехи, будем разбираться сами, потому как интересно.

Правда, оговоримся, что главный подвиг Вещего Олега — поход 907 года на Византию и прибитие к воротам ее столицы своего собственного щита — мы разбирать не будем. Нашу тему это затрагивает в меньшей степени. Перейдем непосредственно к тому, что нас должно заинтересовать.

Первый же вопрос уже порождает массу догадок, слухов и предположений.

А именно — кто же такой этот самый Вещий Олег?

Не по должности, это и так ясно. Не по сути — с этим нам еще предстоит разобраться. А по национальному признаку. К какой именно нации принадлежал киевский князь? Для многих людей это и сейчас является вопросом первостепенной важности. А в случае с Олегом особенно, ибо в нем, как в зеркале, отразились все лучшие и худшие черты своего народа. Многие его поступки обусловлены национальными традициями, он действовал и поступал так, как принято у его народа. Поэтому ошибиться в этом вопросе нам бы совсем не хотелось. В важности этого момента вы и сами вскоре сможете убедиться.

На первый взгляд это, казалось бы, проще простого. Ан нет.

Именно здесь возникают первые споры, отсюда вытекают первые же теории.

Одни считают его славянином, другие — норманном, третьи — русом, некоторые вообще доходят до того, что приписывают его к болгарам. Да и с русами не все просто. Кто-то относит их к норманнам, кто-то — к финнам, кто-то — к славянскому племени ободритов.

Предположений не счесть.

В этом перечислении мы специально отделяем русов и от славян, и от норманнов, ибо от полемики, к кому принадлежал данный народ, нам по возможности хотелось бы уйти, иначе это уведет нас сильно в сторону. Даже многоведающий Татищев и тот затруднился в их точном определении. «Где варяги оные, точно не знали, из-за того от многих разные мнения произнесены», — философски замечает он. А дальше просто пытается обозначить свое видение на проблему. Хотя на точное попадание не претендует. «Варяги же были разных названий, как то: свии (шведы), урманы, ингляне и гуты (готы). А сии отдельно варяги руссы (се есть финны) зовутся.

О варягах сказание не весьма ясно, однако ж, видимо, Свия, разумеется, Швеция около Упсалы, которое собственно Упландия зовется; Руссы не иное, как Финляндию разумеет».

Вариаций и в этом случае, как вы успели заметить, довольно много.

Путаницы добавляет сюда и Лев Николаевич Гумилев своим определением к данному вопросу: «Хотя викинги по рождению были скандинавы или прибалты, но они не были представителями своих народов. Пассионарный толчок вызвал этническую дивергенцию». Мощно сказано. Мы в эту фразу просто влюбились!

Мимо такой фразы и захочешь, а не пройдешь. Лев Николаевич так лихо завернул, что вроде как и комментарий не нужен. Понимай как хочешь.

Просто, лаконично, сурово. Однако ясности он не внес, а сумбуру добавил.

По крайней мере, для большинства. Тем, кому Лев Николаевич таким образом все разъяснил, можно только позавидовать.

«История варяжского проникновения в славянские земли достаточно темна», — подвел итог он своим зрелым и глубокомысленным размышлениям.

Однако историки, писатели и журналисты кипятятся, прибегая каждый к аргументам, которые считает самыми разумными. Иногда в ход идут даже такие: «Последователей норманнской версии мало заботил один значительный аспект этой проблемы. Скандинавия не может «похвастать» ни одним конунгом, обладавшим не просто государственным умом, а прямо-таки имперским мышлением, которым в превосходной степени обладал Вещий Олег. Конунгов хватало на снаряжение двух-трех кораблей для грабительского нападения на беззащитный ирландский монастырь. В раннем Средневековье скандинавы продемонстрировали удивительную неспособность к государственному строительству. Вершиной государственного успеха норманнов было основание разбойничьего гнезда в Нормандии, которое получило государственную форму благодаря военным и политическим успехам королей франков, подчинивших дикарей Франкскому королевству. В лучшем случае норманны могли некоторое время паразитировать на чужой государственности» (В.Е. Ларионов).

Как говорится, пусть и не разумно, зато активно, эмоционально, хотя и абсолютно не аргументированно, и ничем, кроме собственного мнения, не подкреплено. От таких весомых заявлений постараемся воздержаться. Все, о чем мы будем вести речь, будет подтверждено либо имеющимися в нашем распоряжении фактами, либо логикой и здравым смыслом.

Со стопроцентной уверенностью на поставленный вопрос не ответит уже никто, но в силу того, что это задевает нашего героя, мы и выскажем свою версию. Это не есть утверждение в последней инстанции, а всего лишь предположение, основанное на документах, имеющихся в нашем распоряжении, а уж соглашаться или оспорить, это как вы выберете сами.

Закончив с преамбулой, переходим к повествованию.

Древние предания, нашедшие отражение в различных летописных сводах и к тому же дошедшие до нас, единодушны в том, что новгородский князь Рюрик и Олег находились в родственных отношениях. Вот это, пожалуй, то, что действительно важно.

Родство. Это отвечает на многие вопросы.

«Большинство летописей называет его родственником Рюрика, Воскресенская и некоторые другие летописи — племянником Рюрика, Иоакимовская — шурином Рюрика, «князем урманским», мудрым и храбрым, Новгородская первая летопись младшего извода — просто воеводой князя Игоря Рюриковича. В «Повести временных лет» под 879 годом сообщается, что Рюрик, умирая, передал свое княжество родичу Олегу, а также «отдал ему на руки сына Игоря, ибо тот был еще очень мал» (О. Рапов).

В утраченной Иоакимовской летописи (дошедшей в пересказе В.Н. Татищева) уточняется: Олег — шурин, то есть брат одной из Рюриковых жен.

У преподобного Нестора он — Рюриков свойственник. В раскольничьей летописи — вуй Игоря, т. е. брат его матери. Однако Татищев делает здесь свою пометку: «По сему видно, что сочинитель жития Олегова Иоакимову историю читал, да баснею о ее роде и браке исказил».

В «Прологе» под 11 мая Вещий князь назван дядей Игорю, что точно обозначало в древности только брата отца.

Есть и еще одна вариация на ту же тему. Можно сказать, доказательство от противного.

В этом случае мы зайдем со стороны дочери Вещего Олега, будущей княгини Ольги.

Звали будущую русскую святую Прекраса. Но Олег по какой-то причине переименовал ее в соответствии с собственным именем — Ольгой (у Нестора она поименована еще и Вольгой). В Иоакимовской летописи также подчеркивается: была Ольга-Прекраса не простого звания, а из Гостомыслова рода (Татищев в примечании уточняет: Ольга — внучка Гостомысла и родилась от его старшей дочери где-то под Изборском).

Неожиданный свет на все загадки и нестыковки проливает известие Типографской летописи, названной так потому, что один из ее наиболее известных списков первоначально принадлежал Синодальной типографии. Здесь прямо сказано, что будущая княгиня Ольга была родной дочерью Олега Вещего: «Нецыи же глаголють яко Олгова дчибе Олга». О том же нам рассказывает и Пискаревский летописец: «Нецыи же глаголют, яко Ольгова дщери бе Ольга». В таком случае встает вопрос о степени родства и правах наследования власти между Гостомыслом и Олегом. Если принять интерпретацию Татищева: Ольга — Гостомыслова внучка от его старшей дочери, то неизбежно выходит, что муж этой старшей дочери и есть Вещий Олег. Следовательно, по правам своим Олег сравним с любым из представителей рода Рюриковичей. Этому нисколько не противоречит летописное сообщение о том, что Олег был родичем Рюрика, так как родственником можно быть и по линии жены. Кстати, из этого же сообщения мы можем сделать вывод, который пригодится нам в дальнейшем. Олег имеет все права на Новгородский престол в том случае, если с Рюриком что-то случится.

Вариации, вариации, вариации, но все они в пределах допустимого и все сходятся в одной точке. Олег есть Рюрику-Соколу родня. Не родной брат, но и не седьмая вода на киселе. Родство пусть и не кровное, но близкое. Единственное, что довольно резко контрастирует с родственными связями, — это замечание Новгородской летописи о том, что Олег был лишь воеводой Рюрика. Хотя одно может совсем не противоречить другому, а только подтверждать. Кому еще доверить свою дружину, как не родственнику. Особенно если учесть, что у каждого из братьев пришельца из-за моря дружина была своя.

Подведем первый промежуточный итог.

То, что Олег родственник Рюрика, сомнения не вызывает, как и то, что он, скорее всего, его соплеменник. На этом выводе мы пока и остановимся. А дальше будем его доказывать и постепенно убеждать сомневающихся читателей.

До самого момента смерти Рюрика имя Олега практически в летописях никак не упоминается. Его как бы нет, поэтому вроде как и говорить не о чем. Но может оказаться, что это не совсем так. Давайте попытаемся рассмотреть жизнь Олега до принятия им княжеского чина через события, которые в летописях фигурируют, но в которых будущий князь как бы участия не принимает. Глубоко копать не будем, возьмем то, что лежит на поверхности.

Итак, Рюрик уже княжит в Новгороде, а Олег, возможно, воевода его дружины. Даже если и нет, то приближенный человек однозначно. Это отмечают и летописи, правда, внося при этом некоторый разнобой. Не смогли летописцы прийти к однозначному выводу, каждый остался при своем. Сразу не разобрались, а дальше выяснить суть проблемы оказалось не у кого.

Вернемся на шаг назад. Кому князь, а особенно если он вождь-находник, может доверить место воеводы? Только близкому, верному, приближенному и проверенному человеку. Это понятно, с этим мы разобрались. Но кроме этого?

Вождь, ведущий дружину в бой, на тот момент просто обязан был обладать еще некоторыми обязательными качествами. То есть должен быть смел, отважен, прекрасно владеть оружием, быть отличным бойцом, это как минимум, и главное — иметь характер и задатки лидера. Иначе нельзя. Значит, Олег изначально всем этим необходимым требованиям отвечал. И еще: он не мог быть зеленым, неопытным, несмышленым юнцом. Таким дружины не доверяют, даже если они родственники, тем более на чужой земле.

Да и сама дружина таким не доверяет, ибо там все воины суровые да проверенные, храбрые и коварные, непокорные и непреклонные, прекрасно понимающие, что от личных качеств предводителя зависит их жизнь. И притом напрямую. Здесь особенно важна уверенность в вожде, иначе никак. Особенно при той политике, которую Рюрик вел в Новгороде. Не выдержав его правления и надвигающихся репрессий, часть знатных новгородцев, и, видимо, часть немалая, перебирается подальше от него, под защиту Осколда, в Киев. Спасая свои жизни, осчастливленные князем Соколом славяне, словно перелетные птицы, потянулись на юг.

Это уже показатель, своеобразный итог правления освободителя и благодетеля. Для руса Рюрика славяне пока еще не родной народ, не одно племя, а лишь территория, над которой он захватил власть.

Княжение князя Рюрика быстро начинает вызывать явное недовольство местной славянской элиты. Но всем не убежать в Киев, более воинственные и отважные решают восстать против гнета и выгнать варягов восвояси. Славяне решили избавиться от ярма пришельцев, и вспыхивает мятеж против русов, а во главе недовольных встает сын Гостомысла Вадим. И через какое-то время после «призвания» Рюрика, установившего твердую власть в Северной Руси, Вадим Храбрый подготовил и поднял бунт против него. Дело дошло до вооруженного конфликта, в результате которого славянский богатырь Вадим погиб от руки Рюрика. Многие из его соратников сложили головы в этот же день.

Это только в романах Б. Васильева Рюрик вызывает на честный бой Вадима. Поединок описан прекрасно, ибо автор — признанный мастер своего жанра. Только верится в это с трудом. Рюрик — истинный варяг, и по сути своей, и по национальности. Ему такие честные игры без надобности. Он не славы и чести ищет, а богатства и власти. Никакого рыцарского обмена любезностями нет и в помине. Скорее всего, это обычное политическое убийство, которым и решаются все проблемы. Для русов это норма. А о том, что был бой или тем более честный поединок, все летописи умалчивают. И Татищев, и Карамзин такой информацией разжиться не сумели. Они просто констатируют факт — убил. Этим все сказано. Если бы случился поединок, как между Мстиславом и касожским князем Редедей, не преминули бы отметить. А так нет.

Делаем выводы.

Вадим совсем не подарок, он богатырь, значит, ремесло его такое — оружием владеть. Управляется он с ним не хуже Рюрика. Вот здесь на передний план выходит тактика. А ей Рюрик обучен с детства. Для него главное вопрос решить, а методы — это уже вопрос второй. В этом тоже есть своя доблесть. Так что Рюрик, Олег и их дружина, скорее всего, нанесли удар первыми, не дожидаясь, пока славяне подготовятся как следует. Возможно, что русы напали тогда, когда этого никто и не ждал, поэтому и была убита разом вся верхушка славянского сопротивления. Это неравная война. Это заранее подготовленное и хорошо спланированное мероприятие по уничтожению противника, да так, чтобы он и опомниться не успел. Это была схватка, в которой, как в зеркале, отразился дух тех далеких времен. Рюрик был коварен, как настоящий рус, славяне были куда более доверчивы. Они верили на слово, полагаясь на честь. Совсем скоро мы столкнемся с еще одним таким примером, но уже из жизни Олега.

Вот как описывает это событие Никоновская летопись.

Год 872-й. «Того же лета оскорбишася Новгородци, глаголюще: «яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его». Того же лета уби Рюрик Вадима храброго и иных многи изби Новгородцев светников его».

У Татищева несколько иная трактовка, но даже более обширная, обросшая деталями: «6377 (869). В сии времена славяне бежали от Рюрика из Новгорода в Киев, так как убил Водима, храброго князя славянского, который не хотел как раб быть варягам».

В примечаниях историк отметил: «Вадим — князь славянский. Сей Вадим, видимо, по сказанию Иоакимову, был сын старшей дочери Гостомысла, князь изборский, и по старшинству матери его наследник престола, и по той вражде убит, здесь же ясно Нестор сказал, что некоторые славяне, не желая под властию Рюрика, как варяга, быть, бежали».

Мало того, у Татищева можно найти и такие строки: «...а новгородцы избрание народное Рюрика против точного сказания вымыслили». Значит, добровольных союзников было меньше, чем противников, и все держалось на силе дружины.

То есть угроза для Рюрика и его «ватаги» была вполне серьезной. Вадим не просто загулявший и распоясавшийся безбашенный храбрец. У него тоже было законное право на власть, а патриотом своей земли он был куда большим, чем приблудившийся варяг Рюрик.

Не повезло — мятеж жестоко подавлен, и крови славян пролито немало. Такой огонь можно погасить только большой кровью!

Каждый, кто эту историю вспоминает, пытается воссоздать ее на свой собственный мотив. Давайте и мы выстроим собственную картину той давней трагедии.

Обратите свой взор в прошлое, дайте волю воображению.

По утрам даже самый шумный город часто бывает тих и застенчив. Лунный рог заканчивает свой небесный вояж, чтобы до вечера скрыться за горизонтом. Розоватый свет зари румянит его, как щеки молоденькой девушки. В этой предрассветной успокоенности суетливый и буйный торговый город кажется робким и беззащитным, как ребенок. Даже тяжелые деревья и те отбрасывают какие-то странные, полупрозрачные и невесомые тени. Тихо, как торговые лодьи, качаются в лужах отраженья новгородских теремов. На всем еще лежит печать глубокого спокойного сна и покоя, и нарушается это благолепие лишь лаем дворовых собак. Все вокруг кажется безжизненным и таинственным, ничто не предвещает беды.

Площадь перед домом сына Гостомысла Вадима Храброго выглядела чисто и пустынно, как это бывает лишь на рассвете. Но эта тишина и дрема были обманчивы. Будто город каким-то таинственным образом уже знал, что произойдет непоправимое, и затаился в этом ожидании.

Если присмотреться к этому видимому покою внимательнее, то начинало казаться, что как будто кто-то, оставаясь невидимым для других, притаился и внимательно наблюдает за происходящим, пристально всматриваясь в любое, даже кажущееся, движение.

Возможно, что он укрылся где-то за скрюченным деревом, или пышным кустом, или в самой глубокой, не пробиваемой первыми лучами тени дома. И этот притаившийся соглядатай беспокойно обшаривает своим колючим взглядом соседние улицы.

Еще немного, и Новгород в самом деле пробудится, но в этот раз от звона мечей и диких боевых кличей.

И действительно, в тени дерева скрывается плотно закутанная в тяжелый плащ фигура воина. Он выходит и, оглядевшись по сторонам, не замечая ничего, на его взгляд, подозрительного, делает кому-то знак рукой. Закутанные в такие же плащи незнакомцы молча крадутся по направлению к своей цели, подобно шайке вампиров, старающихся держаться в тени из-за боязни дневного света. Они скорее напоминают бледные тени или не нашедших покоя призраков. Но, к сожалению, судя по тихому бряцанию оружия, это не так.

Скорее всего, это заговорщики, поджидающие свою жертву, ибо под их плащами явно угадываются мечи.

Их цель ясна. Они окружают дом Вадима, явно что-то замышляя.

Тайное и страшное это было дело.

Теперь, когда все в сборе и на своих местах, надобность скрываться отпадает. Наступает развязка. Собака, видимо почуяв недоброе, яростно залаяла, предупреждая хозяев о надвигающейся на них опасности. Один из заговорщиков споро переметнулся через забор, доставая на ходу свой остро отточенный клинок, и ее отважный отчаянный лай сменился хрипом умирающего животного. Ворота изнутри тяжело распахнулись, и в мгновение ока двор заполнился чужими вооруженными людьми. Они что-то говорили сердитыми голосами и при этом быстро и уверенно перекрывали пространство таким образом, чтобы из дома никому уже было не выбраться на улицу. Было их никак не меньше десятка. А в движениях ясно угадывались профессионалы.

Теперь уже нет смысла скрывать свои лица, маски сброшены. Высокие, белокурые, хорошо вооруженные воины, с вытатуированными на руках изображениями деревьев, есть не кто иные, как русы, дружинники князя Рюрика, который и сам находится здесь же, вместе с ними. Теперь, когда убийцы уже заняли внутренний двор, им ждать некогда, они пришли забрать жизнь своего противника, пока утро, пока он один, пока он этого не ждет.

Кто рано встает — тому Бог подает.

Раздается тяжелый, раскатистый стук в дверь. Мир тишины разрушен безвозвратно. Стесняться нечего. Гости ждут. Дело за хозяином. Вадим оказался в ловушке.

«Вадим, выходи, или будешь отсиживаться в хоромах и прятаться за женские юбки?!»

Торопят они его, дразня. Только русским воинам два раза приглашение передавать не надо. Стук отодвигаемого засова, и дверь распахивается рывком. На пороге Вадим, он в одной рубахе, без какого-либо доспеха, волосы взлохмачены, видно, что только со сна, но в мощной лапище зажат огромный меч. Он развел плечи, могучие мышцы напряглись, видно было, что он не испуган и готовится к атаке.

Утробный бас Вадима разбивает утренний покой насовсем.

«Не твори разбой, князь! Может, сразимся один на один? Решим, кто лучше!» — громогласно предлагает он Рюрику.

«Не в этот раз», — отвечает тот и делает знак своим бойцам.

Те уже обнажили мечи и приготовились к схватке.

Дикие крики под окнами говорят о том, что и через них не выбраться, а те из домочадцев или прислуги, кто пытался это сделать, уже мертвы.

Кровь бросается Вадиму в голову. Не помня себя от бешенства, он бросился на неприятеля, успевая выкрикнуть: «Измена! Убивают!», но на помощь никто не пришел.

Мечи запели свою боевую песню. Железо ударилось о железо с лязгом и скрежетом. Белым огнем сверкало перед глазами. Под напором его меча подались, отступили.

Целью Вадима был главный варяжский гость. Но до него было не добраться. Его бойцы надежно прикрыли своего вождя. Завязалась порядочная возня. Вадим бил, не жалея сил. Где не успевал мечом, прикладывался кулаком. С расквашенных губ сыпалась не русская, но привычная для их хозяина брань. Кто-то из нападавших уже хрипел, выплевывая крошево зубов в красной слюне, а кто-то отползал в сторону с продырявленным боком. Расклад был изначально не в пользу славянского князя, но ничего другого ему не оставалось. Шансов на то, чтобы уйти живым, было крайне мало. И теперь, когда это стало ясно, он вдруг почувствовал какой-то губительный восторг. Пропадать так пропадать. От этого чувства Вадим только зверел. Ярость, слепая ярость завладела им целиком. Он рубился сразу с несколькими бойцами, не считаясь с их числом, не видя, скольких врагов достал своим огромным мечом, не считая, сколько ударов отразил. Со славянским богатырем не каждому по силам сладить. Он один стоит десятка!

«Что, не выходит?! Может, все-таки сам попробуешь?» — обратился Вадим еще раз к Рюрику. Понимая, что вызов все одно не будет принят, он одобрительно оскалил в волчьей ухмылке крупные зубы, как бы гордясь собой. Веяло от сына Гостомысла жуткой свирепостью. Варяги, пришедшие с Рюриком, не торопились лезть на рожон. Пережидали, переводя дух. Ждали команды вожака.

Но Рюрик вовсе не собирался выпускать добычу. Людей у него было в достатке, знал, на кого шел. Он отдал короткую, как выстрел, команду, и варяги вновь навалились на Вадима всей кучей.

Вадим продолжал рубить наотмашь, сшибая с ног очередного варяга, некстати попавшего под его тяжелую руку. Сколько мог, сколько хватало сил, старался не подпускать врага близко. Но уберечься все одно не успел, слишком много умелых бойцов было против него. Боль ожгла плечо — мечом полоснули, но не глубоко, лишь задели. Чуть отвлекся — и тут же схватился за ужаленный бок, сквозь пальцы сочилась кровь. Это было уже серьезно. Враги отошли, выжидая. Силы быстро покидали богатыря. Ноги подгибались, не выдерживая веса собственного тела. Оглушенный и обессиленный, он опустился на колено. На сопротивление не осталось сил, теперь он держался только на гордости и силе воли. Меч выпадал из холодеющих пальцев, казалось, что он уже весит целую тонну.

Князь Изборский проиграл бой, но сохранил честь. Оставалось лишь надеяться на милость врага. Но молить о пощаде было не в характере Вадима, да и знал он, что от Рюрика пощады ждать бессмысленно.

«И в аду не только черти. Еще встретимся. Будем жариться у черта на одной сковороде...» — с трудом пророкотал новгородский витязь.

Варяг, видя, что противник обезврежен и неопасен, подошел к нему вплотную и заглянул в глаза.

«Ты, наверное, забыл. Я не верю в Христа» — сказал варяг и хладнокровно погрузил свой клинок глубоко в грудь славянского богатыря.

Это был последний удар. Но, даже упав на землю бездыханным, оружие свое из рук Вадим Храбрый так и не выпустил.

Соперник по трону убит. Перешагнув через тело поверженного врага, поигрывая окровавленным мечом, Рюрик, как хищник, ухмыльнулся в усы и пошел прочь, а истерзанное тело витязя так и осталось лежать на дворе. Раненые варяги с трудом поднимались, отряхивались, подбирая оружие, и ковыляли в сторону, но некоторым уже было суждено не подняться никогда. Черное дело сделано. Бой затих. Теперь мечи варягов стыдливо прячутся в ножны, у их хозяев есть иные заботы.

В доме слышались отчаянные крики, трещали двери. Спешно грабили.

А чего зря добру пропадать! Видимо, после этого новая традиция в Новгороде прижилась надолго.

Большинство сторонников сына Гостомысла разделили участь своего вождя. Практически в то же самое время варяги нагрянули и в их хоромы. Оппозиции не осталось, она закончила свое существование. А с ней закончилась и политическая борьба.

Теперь, когда Вадим мертв, славяне долго не посмеют покушаться на власть Рюрика. Вместе с Вадимом Храбрым надолго умерла и новгородская мечта о независимости.

Вот так был уничтожен человек, который потенциально мог стать вождем северных славян. Человек, обладающий и харизмой лидера, и отвагой, вождь, за которым бы пошли. Но не судьба. Рюрик не просто отчаянно цеплялся за власть, он умел это делать.

Вроде бы не самый заметный эпизод в летописи, просто одно из преданий старины глубокой. Однако он не остался незамеченным. Возможно, были известны и еще какие-то детали этого преданья, так и не дошедшие до нас, не сохранившиеся, не уцелевшие. Но даже то, что дошло, еще довольно долго будоражило величайшие умы. Предание о Вадиме привлекало внимание многих наших писателей. Екатерина II выводит Вадима в своем драматическом произведении: «Историческое представление из жизни Рюрика». Я. Княжнин написал трагедию «Вадим», которую решено было, по приговору Сената, сжечь публично «за дерзкие против самодержавной власти выражения». Ломоносов пытался, но понял, что это бессмысленно, поскольку его труд все одно не пройдет цензуру. Видимо, и он не собирался воспевать Рюрика. Пушкин, еще будучи юношей, дважды принимался за обработку того же сюжета, но дальше этого дело не пошло. Лермонтова также одно время интересовали личность и печальная судьба новгородского героя. Татищев, Карамзин, С.М. Соловьев — никто из известных историков не обошел его стороной.

И это всего лишь небольшой эпизод в истории Русского государства. Так, может быть, он и мог оказаться ключевым. Останься жив Вадим, и Новгород освободился бы от варягов, а история этого города, да всей Руси пошла бы другой дорогой? Скорее всего, да, но что толку теперь гадать. Не более чем предаваться интригующим, будоражащим, но абсолютно бесполезным размышлениям.

Теперь вопрос: где в этот момент находился воевода и родственник Рюрика Олег?

На чьей стороне он был?

На стороне восставших славян? Нет! Скорее всего, Олег и был одним из тех, кто так славно подавил этот славянский мятеж и на чьих руках кровь славянских богатырей. Не один же Рюрик мечом махал. Олегу по штатному расписанию положено было быть в первых рядах в такой критический момент. Так сказать, впереди, на лихом коне. Вести личным примером. А если принять во внимание предположение Михаила Задорнова, что он еще и пылал страстью к жене Вадима, то вопрос, где он был, кажется излишним.

Если бы Олег был славянином, то он, скорее всего, оказался бы по другую сторону баррикад. И тогда неизвестно, кто бы еще одолел и как бы сложилась дальнейшая судьба князя Сокола.

Но нет, славянская независимость уже тогда Олега не волновала. Абсолютно!

Это лишь первый кирпичик в стену нашей аргументации. Не один и не основной, но первый. Кстати, вряд ли дружину русов мог бы возглавить славянин. Такого единства на тот момент у двух этих народов еще не наблюдалось. Это два.

Дальше, утопив в крови непокорство местных славян, Рюрик ведет активную борьбу против славян окрестных за расширение сфер своего влияния. Где должен быть в этот момент Олег, воевода он или просто близкий и доверенный человек?

Да ясно где — снова впереди, все на том же лихом коне, или, иным словом, на переднем крае. Это его работа. Кому-кому, а ему в тылах да на печи не отсидеться. Это Сокол-Рюрик мог из столицы руководить, сидя за столом, да директивы подписывать, а вот Олег со своими бойцами на переднем крае, в самой гуще борьбы. Кто же еще варягов на бой поведет?

Скорее всего, именно в этих местных боях и противостояниях Олег отрабатывает или нарабатывает и опыт, и мастерство, а заодно и умение общаться с непокорными местными племенами. Скоро все это ему очень потребуется.

Как вы помните, такая борьба заканчивается полным успехом со стороны Рюрика, его соратников и сподвижников. Теперь пришлый варяг единоличный хозяин Новгородской земли. Северный властелин! Конкурентов нет даже среди своих, ибо оба его брата как-то очень своевременно и одновременно умирают (или погибают), оставив несчастного Рюрика круглым сиротой.

Теперь Рюрик сидел в Новгороде, как болотный упырь из сказки, и радостно потирал руки. И как тут не вспомнить то, что писал о русах персидский историк Ибн Русте: «Все они постоянно носят мечи, так как мало доверяют друг другу, и коварство между ними дело обыкновенное. Если кому-то из них удается приобрести хоть немного имущества, то родной брат или товарищ его тотчас начнет ему завидовать и пытаться убить его или ограбить». Вот так.

Понятно, что это лишь личное мнение перса, к которому вы можете прислушаться, а можете махнуть на него рукой и забыть. Это высказывание тоже не истина в последней инстанции, но задуматься заставляет, тем более что не так уж и часто его пытались оспорить.

Да и в умозаключении своем перс не одинок, поскольку в большей или меньшей степени оно подтверждается и другими источниками.

А дальше, как глаголет летопись, Рюрик наделяет своих верных людей завоеванными землями: «...и раздаде грады племенем своим и мужем: овому Полтеск, иному Ростов, иному же Белоозеро».

Мог быть Олег в их числе? Не мог, а должен, ибо на тот момент он становится самым близким соратником и советником новгородского князя Рюрика.

К примеру, и Псков мог из рук Рюрика получить, как человек самый близкий, доверенный и родной, к тому же обладающий определенной силой.

«Оное, может, и было написано, да со временем оказалась утрачено». Лучше Татищева не скажешь.

До этого Псковом обладал Рюриков братец Синеус, но он уже мертв и свои претензии высказать не сможет.

Следующий момент в действиях новгородского князя тоже наводит на определенные размышления. Обосновавшись прочно в болотистом краю, на окраине всея Руси, Рюрик начинает завистливо поглядывать на киевские владения князя Осколда. Потихоньку он начинает точить зубы и готовить на них свою экспансию.

Видимо, тоже с целью освобождения.

Сам он до этого додумался или это мудрый Олег его надоумил, мы уже не узнаем. Протоколов заседаний и стенографии застольных бесед не сохранилось. Скажем одно: в одиночку таких решений не принимают. Сначала желательно посоветоваться с товарищами, с кем-то из близких, неглупых и чутких, желательно имеющих воинский опыт. У Рюрика именно такой человек и был под рукой. Так что без Олега и здесь не могло обойтись. Тем более что после смерти Рюрика Олег вновь идет этим же самым путем, успешно продолжая начинания старого князя.

Правда, первый блин получился комом.

Рюрик пока не готов тягаться с Осколдом, не того он полета птица, и в первом раунде противостояния победа, причем за явным перевесом, осталась за Осколдом. Получив мощный пинок от киевского князя, Рюрик-Сокол уполз в свои владения, затосковал и затих, до самой смерти не вылезая из северных болот. Затаившись за дремучими лесами, варяг привычно нервировал соседей, поскольку на большее сил уже не хватало.

Если верить письменным источникам, то в последние годы жизни Рюрик пожинал плоды своей бурной деятельности и устраивал семейные дела. На ту пору, если верить летописцу, находнику было около восьмидесяти лет. Самая пора для семейных дел.

До этого ему заниматься ими было недосуг, наследником он не обзавелся, так что теперь пришлось поднатужиться. Иначе «норманисты» ему бы этого в жисть не простили. Так что хошь не хошь, а раз задача поставлена, то ее надо выполнять. Как говорится, взялся за гуж...

Вот здесь хочется сделать небольшое лирическое отступление.

Мы обещали вернуться к легенде, создаваемой Михаилом Задорновым, и вот час настал. Самое время для продолжения. О том, как проходили последние годы жизни новгородского князя по версии Михаила Николаевича, вы узнаете из этого небольшого рассказа в исполнении автора. Зачем пересказывать мастера, когда можно один раз прочитать.

Напомним еще раз: все летописи говорят о том, что именно в последние годы жизни Рюрик улаживал дела семейные. В этот момент новгородскому князю миновал как минимум седьмой, а то и восьмой десяток.

Как вы, наверное, помните, мы оставили израненного Рюрика после победы над хазарами. Он выжил и, видимо, одумался, только что его к этому подвигло, раны или радость от победы — непонятно. Может, по голове изрядно мечом досталось, может, булавой шандарахнули, только вот наступило, наконец, просветление в уме. М. Задорнов видит это так:

«Знаете, Ватсон, кто вылечил его от этих ран, которые могли стать смертельными?

— Олег?

— Нет, Ватсон! Но вы почти угадали. Ведунья — сестра Олегова Ефанда. Признала в нем истинного князя! Венчались на Ярилиной горе, вскоре сын родился, Игорем назвали. С женой прежней князь расстался. Она отплыла на закат и дочку с собой забрала. Горько плакала дочь. Знала, что отца может в жизни более не увидеть.

И правда, недолго оставалось жить Рюрику. Раны подорвали его силы. Выполнить то, о чем мечтали с Олегом, так и не успел: объединить в единых границах полян, древлян, вятичей, кривичей, новгородцев... и других славяно-русов, рассеянных по лесам и рекам.

Очень беспокоился Рарог за будущего наследника. Ефанда успокоила, повторила слова Умилы: «Вырастет хотя и без тебя наш сын, но в любви к тебе, потому я рядом буду, а я всегда любила тебя. С того самого момента, как впервые увидела».

Успокоенным ушел князь Рарог-Рюрик из жизни. Ефанда гонца к дочери с прежней женой послала. Дочь вовремя поспела, прощение матери привезла» (М. Задорнов).

Если верить Задорнову, силы Рюрика подорвала совсем не рана, а новая женитьба. В случае с новгородским князем это мероприятие было гораздо опаснее, чем нашествие хазар, поскольку те пришли и ушли, а жена все время под боком. А если согласиться с выводами Михаила Николаевича, то получается, что Ефанда, несмотря на возраст (а ведь, судя по летописям, она не могла быть намного моложе Рюрика), оказалась женщиной задорной и игривой. Даже подборку журналов «Секс для инвалидов и пенсионеров» подготовила, чтобы было что почитать князю на досуге между утехами любовными. А то ведь со своими воинскими забавами он все самое главное в жизни упустил. А в семейной жизни не только воинский напор нужен. Тут на одну лишь силу не надейся. Зная, что нужен наследник, Ефанда расстаралась для будущего Русского государства, а заодно и себе в удовольствие. Нужно было поспешать, и так со свадьбой затянули. Слава Яриле, сил у Рюрика для нужного дела хватило, поскольку жена знала, как их поддерживать, не зря же она была ведунья. Но преклонный возраст князя взял свое, никакое зелье уже не помогло. Укатали Сивку крутые горки.

Однако последний свой подвиг варяг выполнил. А насчет светлого будущего, ожидающего их потомство, Ефанда Рюрика успокоила. Все будет хорошо! Верь мне, я знаю! Больше того, я вижу!

Так измочаленный устройством своих семейных дел Рюрик и отошел в мир иной.

«Тризну по князю отпраздновали веселую: пели, плясали, рассказывали уморительные случаи из его жизни. Смеялись. Никто не плакал, не причитал. К чему это?

Радоваться надо, что человек незряшную жизнь прожил. А потому и душе Рарога было легко покидать землю-матушку» (М. Задорнов).

Интересно, а на тризне что, забавные истории из жизни Рюрика рассказывали? А смеялись люди на ней оттого, что обсуждали последние перипетии его бурной семейной жизни? Ведь больше ничего такого смешного в жизни Сокола не было, это он незадолго перед смертью стал чудить.

Странный у Михаила Николаевича подход. Но итог он подметил верно. Многие праздновали, когда Рюрик умер. От счастья, что теперь, когда его нет, может быть, удастся зажить вновь по-человечески.

Но это все на бумаге. Зато представляете, как женитьба Рюрика и его последние годы, где он улаживает свою семейную жизнь и производит наследника, будут смотреться на большом экране! Особенно эротические сцены и веселые поминки!

Мы даже жанр для такого фильма боимся определить. Особенно в свете того, что большинство сцен, с целью привлечения зрителя, должны быть показаны довольно откровенно. Причем, как вы уже поняли, не только сцены битв и походов.

Вот так снимается кино. Вот так создаются современные легенды. Может, это было бы не так забавно, если не накладывать всю эту белиберду на историческую реальность с соблюдением хронологии. Но иначе нельзя. Ведь М. Задорнов пишет книгу о нашей истории, а потому давайте к ней так и подходить. Это же явно не юмореска. А уж дальше хотите — верьте, хотите — нет.

Ну да ладно, от рассказа М. Задорнова вернемся к официальным документам.

А они сообщают, что, умирая, Рюрик передает свое княжество родичу Олегу.

«В год 6387 (879). Умер Рюрик и передал княжение свое Олегу — родичу своему» (ПВЛ).

К этому моменту Олег должен был себя зарекомендовать с лучшей стороны.

Кому мог умирающий Сокол передать свое княжение? Родственнику, сподвижнику, соратнику и единоплеменнику. Особенно если, как мы помним, у того хоть и призрачные, но эти права на престол и так были.

Если бы Олег был славянином, вряд ли бы Рюрик передал ему державу, да и дружина не одобрила бы и не стала подчиняться не русу.

Это тоже не стопроцентный аргумент, но аргумент, полностью укладывающийся в нашу теорию.

Дальше будут и другие косвенные подтверждения данной версии, о которых мы будем изредка напоминать. Но с этим все. Как и с теми моментами, где Олег не упоминается напрямую, а может только подразумеваться.

Теперь Олег выходит на передний план как самостоятельная личность, как самостоятельный князь, и появляются факты, на которые мы уже можем смело опереться.

Еще раз повторимся: это все пока были лишь догадки, но отмахнуться от них так просто нельзя. Или вы по-прежнему считаете, что Олег был в стороне от всех происходящих событий? Вдали от конфликтов? При таком раскладе Рюрик бы ему княжество не оставил. Олег не красна девица, чтобы за красивые глаза что-то получить, он настоящий воин и совсем скоро это докажет.

Теперь из области предположений ненадолго перейдем в область не подкрепленных фактами догадок и рассуждений.

Олег человек деятельный, активный и целеустремленный, при этом прагматичный, жесткий и идущий к своей цели кратчайшим путем, не боясь ни подлостей, ни условностей, ни компромиссов. Он трезв, расчетлив и в меру жесток. По сравнению с Рюриком он более дальновиден, он вообще фигура иного масштаба. Живя достаточно долгое время под крылом Сокола и участвуя во всех его авантюрах, аферах и набегах, он постепенно перерос своего родственника-покровителя, и тот уже стал тормозить его имперские амбиции. В таком случае, как это бывает у русов, по словам восточных авторов, он мог просто ускорить уход зажившегося на свете новгородского князя в мир иной и узурпировать власть. Рюрик и так пережил свое, что он еще мог сделать или свершить в таком возрасте? Так мог рассуждать и Олег — Рюрик живучий, а его время уходит. Да и Рюрик — хоть и родня, но не кровная. Сколько можно ждать?!

В руках Олега был контроль над дружиной, а поскольку он был не только ближайшим родственником почившего, но и ближайшим сподвижником, то трудностей при смене власти не предвиделось.

Власть еще была за Рюриком, а сила уже за Олегом.

Вот так подумал-подумал да и помог перебраться князю Соколу в лучший из миров. Ничего личного.

Вот это как раз из области предположений. Только предположений. Не верите — примите за сказку. Но ничего невозможного в этом не видится. Особенно после того, что мы читали у того же Задорнова о Рюрике. Тем более что в биографии Вещего князя будут и более неблаговидные поступки. А этот просто бы уложился в их канву. К сожалению, и здесь ни доказать, ни опровергнуть ничего нельзя. Каждый останется при том, во что хочет свято верить.

Но не подумайте, что мы возводим напраслину на легендарного князя. Совсем нет. Просто такие эпизоды, присущие той кровавой эпохе, совсем не редкость. А к самому князю мы никакой личной антипатии не испытываем, может, даже совсем наоборот.

Но вернемся к нашему герою.

Пока Олег становится полноправным и единственным правителем Новгорода. Так сказать, Северной столицы.

Следующие 25 лет Вещий князь был занят расширением своей державы.

Придя к власти, Олег сразу развивает бурную деятельность.

«В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску с кривичами, и принял власть в городе, и посадил в нем своего мужа. Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил мужа своего», — так говорит нам «Повесть временных лет».

Новгородский князь показывает себя умелым организатором. Его войско довольно разношерстно, но при этом хорошо организовано. Он совершает то, что Рюрику было совершить не под силу. Вообще новгородский Сокол никогда не мог толком ничего организовать, поэтому дальше Новгорода продвинуться и не сумел. Так и остался на окраине, в стороне от главных дел. Олега такой вариант не устраивал. Он сразу собрал для будущего похода под свою руку несколько племен. Можно сказать, целый интернационал.

Смоленск и Любеч были присоединены к владениям Олега без каких-либо особых затруднений. Первые удачные завоевания и то, с какой легкостью они даются, разжигают аппетит новоявленного князя. Теперь его взгляд вновь упал на Киев. Причины, по которым Олег решился на войну с Южной Русью, лежат на поверхности, и их недвусмысленно указал В.Н. Татищев: «Олег был муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Осколда и позавидовав области его». Действительно, в Киеве сейчас было немного беспокойно. Жалобы киевлян Олега мало волновали, но много радовали. Он охотно принимает у себя посланников, прибывающих с юга. Это начало заговора. Что это за жалобы и о чем они были, вы поймете буквально немного погодя. Для Олега главным было то, что, казалось бы, совсем недавно незыблемое положение Осколда пошатнулось, он стал уязвим, и это нужно было использовать. У того же Татищева читаем еще: «Не без причины зависть Олегу подалась на Осколда идти и его убить, чему, может, свойство оное наиболее поспешествовало, только писцы краткостию от нас закрыли».

Зависть — это сильный побудительный мотив, особенно для руса. Поэтому писцы и не стали развивать эту тему. А Киев был на тот момент владением куда более приоритетным и элитным, чем Северная Русь, где когда-то прозябал Рюрик и где сейчас руководил сам Олег.

Олег решил, что и в этот раз сможет совершить то, что до него Рюрику свершить не удалось. Он знал, насколько силен и опасен Осколд, представлял себе крепость и отвагу его дружины, поэтому решил не атаковать противника в лоб, а избрать иную тактику. Пойти на хитрость. Пусть для подготовки понадобится больше времени, зато крови прольется меньше, а успех куда как более гарантирован. Олег все рассчитал, однако главным было то, что и время для удара по Киеву было выбрано очень удачно.

После византийских походов князь Осколд проникся христианскими идеями и решил сменить веру. Вроде бы это личное дело каждого, но не тут-то было! Дружина креститься отказалась. Политическая верхушка тоже осталась предана старой вере и кардинально менять ничего в государстве не собиралась. Но над их спокойной и привычной жизнью внезапно нависла угроза. Пришла она оттуда, откуда не ждали.

В Киеве на тот момент жило не так мало христиан. Христианство уже тогда медленно и неторопливо пускало свои корни на Руси. Христианская община, в том же Киеве, медленно увеличивалась. Видимо, Осколд решил ускорить этот процесс. Возможно, ему хотелось в массовом порядке крестить свое княжество-государство. Такие прецеденты бывали, но без обильного кровопускания не обходились. Возможно, решение князя было серьезным и обдуманным, но он по каким-то причинам медлил с его воплощением в жизнь. Правда, пока он медлил, конфликт набирал силу. Вера стала той разделительной чертой, перейдя которую ближайшие сподвижники Осколда решились на предательство. Сами осуществить переворот и пролить кровь своего вождя они не были готовы, а может, не хотели или просто боялись. Тут им на помощь и подоспел Олег. Именно с этими жалобами киевляне и обращались к нему, ябедничали на явно сбрендившего, по их мнению, князя, искали серьезную поддержку в других регионах.

Может, была и еще какая кандидатура, но остановились на Олеге. Он вполне мог убедить киевлян, что с его приходом к власти мало что для них изменится. Город сохранит свой статус и независимость, будет продолжать набирать международный вес и расширять свои территории, а главное, что он, Олег Вещий, гарантирует сохранение старой, необходимой для всех, веры.

Все останется как было — привычно.

Вера много значила для людей. Аргумент был весом и, судя по всему, принят.

Противовесом Олегу могли служить только хазары. Если бы с Осколдом произошло несчастье и началась междоусобная заварушка, то хазары подоспели бы одними из первых. А вновь платить кому-то дань киевлянам явно не хотелось.

Дальше произошло то, что без помощи ближайших лиц из окружения самого Осколда произойти просто не могло. Притом не просто ближайших, а тех, кому он безоговорочно доверял, и тех, у кого за спиной тоже была сила и авторитет. Иначе вся затея была бы обречена на провал изначально. Сам обман помог бы только убить князя Осколда, но не более. Взять же власть находнику-убийце никто бы не позволил. Роль городской общины в Киеве была очень и очень велика.

Удивительно, что на эти странности мало кто обращает внимание. Как, собственно, и на то, что большинство описаний убийства князя Осколда грешит нелепостями и недоговорками, как бы пытаясь обелить поступок князя Олега перед потомками.

А уж статьи современных исследователей, идущих той же тропой, просто пестрят откровенными глупостями. Вот типичный пример, напрямую касающийся нашей темы:

«Анализируя целый ряд летописных сообщений, свидетельствующих о жестокой борьбе Аскольда с Хазарским каганатом, историк утверждает (Новосельцева), что для древнерусского государства «на первом этапе его существования главным был... хазарский вопрос». И следует весомый вывод: «Пока север... и юг... не были объединены, борьба с хазарами большого успеха не приносила. И лишь когда северный князь Олег... объединил Киев и Новгород, положение изменилось».

Может показаться странным, что освобождение Олегом Южной Руси от хазарской власти началось со свержения Осколда. Но, как установила С.А. Плетнева, «хазары сохранили всю правящую верхушку побежденных народов... связав ее с собой вассалитетом. Поэтому свержение Аскольда и война с хазарами преследовали одну задачу».

Вот так!

Такая фраза могла бы сделать честь даже Льву Рудольфовичу Прозорову. Оказывается, только устранив Осколда можно было начать борьбу за счастье славянского народа. А раз так, то о чем здесь думать, убить князя — и дело в шляпе! Вот он, первый шаг к независимости! То, что Осколд при этом выглядит не просто данником, а ставленником каганата, как-то не замечается и игнорируется. Но не будем отвлекаться на явную ерунду.

Давайте снова окунемся в летописи и рассмотрим предлагаемые ими версии развития событий.

После взятия Смоленска и Любеча войско Олега продолжало развивать достигнутый ранее успех. Ибо, как вы помните, выйдя в поход, Олег собрал рать сильную и многонациональную, поскольку и цель перед собой поставил глобальную. И распускать после первых успехов свое воинство князь не думал. Иначе зачем собирал, зачем тратил столько сил? Для покорения Смоленска хватило бы и одной дружины.

Правда, есть иная версия:

«Он (Олег) мог бы захватить город, будучи во главе мощного иноземного войска. Однако об этом нигде не говорится. В ПВЛ Олег убивает Аскольда и захватывает власть, притворившись купцом. А это значит, что воинов с ним было совсем немного — иначе он никого бы не сумел обмануть».

Такая версия не проходит, поскольку не выдерживает никакой критики. Олег был настолько прагматичен, что пускаться на авантюру, не подкрепленную силой, он бы никогда не стал.

Войска хватало, только битва, которая должна была стать прямым продолжением конфликта, могла закончиться любым итогом. Осколд и его дружина были не подарок, за их плечами было немало побед, и если появилась возможность подстраховаться, то Олег правильно решил этим воспользоваться, не проливая крови своих воинов и избегая всяческих возможных нюансов.

«В год 6390 (882). И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де «мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим». Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и показал Игоря: «А это сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь Святого Николы; а Дирова могила — за церковью Святой Ирины». Так выглядит описание гибели Аскольда и захват Олегом Киева целиком в «Повести временных лет».

Одним словом — дурь несусветная. Это описание оставляет больше вопросов, чем ответов, хотя при этом отражает точно суть самого события. Осколда выманили из города одного, без оружия, в заранее заготовленную ловушку, где и убили.

Убийство громкое. Значимое. Заказное. Подлое. Это совершенно жуткая история.

Однако если отойти от эмоций, то само по себе это событие не так много изменило во внешней и внутренней политике Киевской Руси. Можно сказать, что не изменило ничего. Это важно. Но сейчас мы остановимся именно на нем, на убийстве.

Разберем нелепости.

Из прочитанного отрывка мы узнаем, что Олег, только приближаясь со своим войском к Киеву, узнал, что там правят Осколд и Дир. До этого он как бы и подозревать об этом не мог. Это полная ерунда. В Никоновской летописи Киев прямо соперничает с Рюриковым Новгородом, откуда в южную столицу перебегает множество бояр. И об этом Олег не мог не знать. Еще Рюрик пытался оторвать у Осколда кусок богатого киевского пирога, но получил по сопатке, утерся и больше руки к чужому добру не протягивал. Олег, как его ближайший соратник и преемник, и об этом не знать не мог. Он и шел именно на Киев и на Осколда.

К тому же Осколд правил один, единолично. Дира с ним не было и быть не могло, но об этом мы тоже писали в предыдущей книге. Просто отметим, что Дир был предшественником Осколда в Киеве, а не двойником, не его тенью и даже не соратником по борьбе. Его вообще непонятно зачем сюда приклеили. Поэтому в дальнейшем имя Дира, не имеющего к этим событиям никакого отношения, мы просто опустим.

Но вернемся к событиям в Киеве. Невольно создается ощущение, что весь свой хитроумный план Олег придумал спонтанно. План просто обрушился на него. Но это тоже не так. Воинов в засаде он оставил не на всякий случай, рассчитывая только на удачу. Осколд доверчивым дурачком никогда не был и цену себе знал, перед ним византийские басилевсы трепетали, да к тому же как Рюрика, так и Олега киевский князь представлял себе совсем неплохо. Так с чего ему тут вдруг бросать все дела и бежать босиком по росе навстречу к своим купеческим родичам, которые ему, грозному правителю державы, совсем не ровня? Или он бисер побежал, как малое дитя неразумное, посмотреть, который ему по каким-то неведомым причинам заезжие купцы не смогли в город завезти? Или не утерпел он от нежданной радости: ярмарка, купцы, бисер, а может, еще карамелек дадут, как тут усидеть на месте. Вот и помчался Осколд, не разбирая дороги, незнамо куда, да так резво, что даже телохранителей ждать не стал.

Ну не глупость? Глупость!

Это единственный такой случай во всей мировой истории, когда глава княжества-государства, как несмышленый малец, спешит навстречу купцам-родственникам, покидая укрепленную столицу. Причем к родственникам, которых до этого и в жизни-то не видел ни разу.

Видимо, громивший византийцев Осколд был самым доверчивым и легковерным политическим деятелем в истории государства Российского от начала времен.

Как пели в одной детской песенке, «на дурака не нужен нож».

Позвольте, позвольте, но Осколд дураком не был, а значит, здесь что-то не так.

Кстати, до этого тот же самый Осколд в идиотских поступках замечен не был. Или он к моменту прибытия Олега совсем умом тронулся? Тем более что сам Рюрик ему был вовсе не друг и не родственник и даже заклятый враг. Чего он от новгородского князя ждал: чтобы тот ему гостинец передал? Или сообщил о том, что Осколда в завещании упомянули как наследника?

Мало того, в другом летописном свитке всплывает такая информация: «Где княжили два боярина, не племени Рюрика, но варяги Аскольд и Дир». Про то, кто такие Аскольд и Дир и какие они варяги, опустим, но даже в этом случае ни Рюрику, ни Олегу они даже не одноплеменники. Какие уж тут родственники! Они ему такие же родственники, как майский хрущ товарищу Хрущеву, Никите Сергеевичу. Тем более непонятно, чего Осколд к ним практически в одном исподнем вскинулся.

Непонятненько.

По Никоновской летописи, Вещий Олег, придя к Киеву под видом новгородского купца, заманил на свою ладью Аскольда и Дира, пообещав показать им «великий бисер» — то есть те же «глазки» (изящное наблюдение питерской исследовательницы Елены Романовой). Арабский путешественник X века утверждает, что за один стеклянный «глазок» можно было купить раба или рабыню. А Осколд, он домовитый был, хозяйственный, ему как раз денег на рабов не хватало, особенно на рабынь. Дай, думает, погляжу одним глазом на «глазок», на который можно здоровенную и красивую девку выменять. Вот уж чудо, так чудо!

Думаете, Осколд дорогих стекляшек раньше не видывал?

Ему бы новгородцы еще фокусы пообещали показать!

Опять несуразица.

В той же летописи есть уточнение, что сам Олег, сказавшись больным, остался в ладье и послал к Осколду извещение, что везет много бисера и украшений, а также имеет важный разговор к князьям.

Белиберду про болезнь Олега и сердобольность киевского князя оставим в стороне. Выздоровеешь, купчина, тогда и приходи пред светлые очи Осколда, а он-то к тебе чего попрется, еще инфлюенцию подхватит или другую какую бактерию, захворает. А от бисера и камней не убудет, полежат день-другой, не стухнут. Так бы сказали в Киеве «больному» Олегу или его засланцу.

Зато про разговор уже интереснее. Это мы в голове отложим.

Дальше идет патетика и поэтика, и все только для того, чтобы прикрыть явную подлость содеянного:

«Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и показал Игоря: «А это сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира».

Вот они, двойные стандарты. Как будто летописец описывает не кровавое злодеяние, которое можно прямо назвать подлостью и убийством безоружных, доверившихся твоему слову людей, а некий героический поступок, совершенный Вещим Олегом во славу государства Российского.

Что и кому говорил в этот трагический момент князь Олег, мы уже не узнаем, но давайте разберем тот бред, что ему приписывают.

Что же получается? А получается такая картина. Пришел к Олегу на зов в гости без оружия, без свиты, без телохранителей тот, кто потряс основы Византийской империи — киевский князь Осколд. Пришел с миром, на диковины разные посмотреть да разговоры умные послушать. Чего там в мире делается, как погоды в Новгороде узнать, ну, может, еще чайку хлебнуть с малиновым вареньем, и то если хозяин угостит.

И тут... Девки с самоваром?

Нет, куча вооруженных до зубов бугаев окружает князя и мечами, остро наточенными, под ребра усердно тычет, и все это вместо чая и приятных разговоров. Далее входит Олег с каким-то непонятным и незнакомым ему ребенком и сообщает, специально растягивая удовольствие и нагнетая трагизм: «А это сын Рюриков. Не ожидал?»

Так сказать, информирует об отце ребенка. Спрашивается — ну и что?

Какой реакции от Осколда ожидает Олег на это заявление? Что киевский князь в восторге захлопает в ладоши и, проникнувшись всем величием последнего подвига Рюрика, сразу и безоговорочно отдаст его сыну престол? Вряд ли. Осколд может только позавидовать, что Рюрик на такой героический поступок в восемьдесят лет сподобился, но княжество, даже за такое, пусть и «великое» деяние, не отдают.

О себе же лично Олег сообщает какую-то информацию, видимо секретную, доказывающую его неоспоримое право на престол в Киеве. И что роду он княжеского, а вот Осколд — бродяга без роду-племени и самозванец. Или, может, проще — узурпатор.

А на кой? Кому это уже интересно?

После своего краткого доклада Олег вяло машет рукой и приказывает: «Убейте его! Самозванец!»

Что его приспешники тут же с энтузиазмом и делают.

Вот и доверяй после такого людям!!!

Даже пытаясь всеми путями возвысить род Рюриковичей, не стоит представлять сюжеты ПВЛ в виде боевика, где один крутой парень лихо убивает других крутых парней, да еще из каких-то благих, но не прописанных четко сценарием соображений.

А связать несвязуемое ох как хочется!

Попытки показать, что Рюрик и Олег имеют законные права на владения Киевом, просто нелепы. Но фантазия и трудолюбие впечатляют.

В некоторых летописях в Киев Оскольда и Дира посылает сам Рюрик — для помощи против хазар, но потом они не оправдывают доверия и откладываются от него. Неблагодарные! И это единственная и то не самая здравая, а честно говоря, за уши притянутая причина, по которой Олег может претендовать на Киев и иметь претензии к Осколду и Диру.

Однако и здесь неувязка. В летописи «призвание» Рюрика датировано 862 годом, и эта дата, как правило, никем не оспаривается. Все согласны. Между тем уже давно и совершенно точно установлено, что имеющаяся в летописи дата похода Рюрикова «мужа» Аскольда на Царьград неверна: этот поход состоялся еще в 860 году, то есть за два года до летописной даты призвания Рюрика. А из этого ясно, что Рюрик прибыл на Русь ранее 862 года, — по всей вероятности, вскоре после того, как германский император Лотарь I в 854 году вторично лишил его власти над Фрисландией.

Вопрос: куда послал Рюрик Осколда, если представить, что они в этот момент находились вместе? Если он послал их туда, куда вы подумали, то это не значит, что он послал их на управление Киевом. К этому моменту Рюрик даже не представлял, что окажется на Руси. Какие волнения о Киеве и хазарах? Которых, кстати, Рюрик и в глаза не видел.

Это Олег — Вещий, он бы мог и будущее прозреть, а Рюрик — он просто сокол или орел, а может, еще какая боевая птица, без всяческого дара предвидения и к тому же мозгов.

Могут возразить на это, что многие летописные даты IX — первой половины Х века (о чем еще не раз пойдет речь) заведомо не точны — подчас они отличаются от истинных на целое десятилетие. Бывало и такое, но при всем при этом хронологию событий летописцы старались выдерживать. Особенно что касается десятилетий. Здесь же нет и этого.

А почему? Да просто потому, что никто и не думал, что это потребуется. Что эти даты любознательные потомки захотят сравнить и поднимут для этого разные летописные своды.

Опять же. Согласно ПВЛ, киевляне (поляне) принимают власть двух варягов Рюрика, совершенно чуждых для Киева и не имеющих никаких династических прав на него.

Странно. И это тоже ничем не объяснено.

Кто ни придет, всех на царствование. Любой заезжий варяг ко двору.

Еще немного поговорим о правах.

Как до нас пытаются довести, Олег приходит к власти в Киеве, представляя себя как князя, имеющего права на «матерь городов русских». Так, он якобы обращается к Осколду, попрекая его: «Ты не князь и не княжеского рода, я же княжеского рода». Попенять попенял, а доказательств весомых не предъявил. Ну и, чтобы не вступать в прения, а также во избежание лишних вопросов, укокошил.

Для чего Олег показывал Осколду сына Рюрика, совсем уж непонятно. Ни у Рюрика, ни у его сына Игоря (даже если это его сын), ни у самого Олега никаких законных прав на Киев нет и быть не может. Неоткуда им взяться. И Осколд об этом прекрасно осведомлен. А насколько мы знаем, Олег был человек грамотный, расчетливый и циничный, зачем ему всю эту ахинею нести и себя дураком выставлять. Однозначно, незачем! Понятно, не он сам летопись вел, а летописец мог чего-то и не знать, поэтому домысливал на ходу, может, не всегда умно, но зато правильно, как оно нужно на данный момент. Так он ведь тоже не гений, не Александр наш Сергеевич.

Опять же, не нужно делать из Вещего Олега доброго дядьку-наставника, опекающего своего питомца и делающего все, только бы тому жилось хорошо. Чтобы облегчить жизнь сироты, и без того горькую и задрипанную.

Нет! Олег фигура самостоятельная, по тем временам сопоставимая разве что с тем же Осколдом. Если Олег просто регент при малолетнем Игоре, то почему тогда в договоре Руси с греками Игорь никак не упоминается?

Вот что говорит об этом ПВЛ: «Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между греками и русскими, говоря так: «Список с договора, заключенного при тех же царях Льве и Александре. Мы от рода русского — Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид — посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его».

То есть все его ближайшие люди здесь перечислены. Кстати, обратили внимание на имена? Много среди них тех, что сразу сойдут за славянские? Но дело даже не в этом, а в том, что имени Игоря, которого летописец пытается выдать за сына Рюрика и единственного претендента на Киевский престол, в данном списке нет. И вот парадокс — договор между двумя державами заключен, а имя одного из правителей в документе отсутствует. Как это прикажете понимать?

Если сын Сокола настоящий князь, пускай и малолетний, то о нем в договоре упомянули бы однозначно, поскольку проигнорировать его просто нельзя.

Значит, не все так просто. Игорь может здесь только подразумеваться во фразе «от всех, кто под его рукой», вот и все.

Да и Олег величает себя великим князем русским. Он не считал себя никому обязанным, он единственный и полноправный властелин, который сам все решает. Именно поэтому никакого Игоря в документах и не значится.

И еще один незамысловатый вопрос: а сколько лет было этому мальцу Игорю, которого Олег, судя по записям, предъявил Осколду, вынеся на собственных руках? Случилось это через три года после смерти Рюрика, а умер Рюрик почти в восемьдесят лет. Так сколько лет как минимум ребенку, которого летописи пытаются представить законным наследником Сокола?

В.Н. Татищев убеждает нас, что «велел Олег вынести Игоря и, взяв на руки свои, сказал Осколду: «Я князь Олег, а это княжич Игорь, сын Рюриков». Если на минуту согласиться с тем, что Игорь — сын Рюрика, то тогда получается, что сильно пришлось бы попыхтеть да покряхтеть Олегу, чтобы взять здоровенного детину на руки. Наверняка Олег был силой не обижен, но даже ему в голову вряд ли бы пришло взять на руки юношу лет тринадцати-пятнадцати. Почему? Сейчас увидите.

Всю свою жизнь, долгую и бурную, несмотря на количество жен, новгородский князь обзавестись наследником или даже наследницей так и не сподобился. Не получалось. И тут, на восьмом десятке лет, решив, наконец, заняться налаживанием личной жизни, он все-таки сына себе состряпал. Как хотите, но подобные откровения очень смахивают на библейские сказания о праотце Аврааме, Саре и Исааке. Как под копирку. Жили-были столетний старец Авраам и старушка Сара, а потом бац — и Исаак у них народился. Правда, здесь без Божьей помощи не обошлось. А Рюрику кто помогал? Языческие боги подключились, не иначе? Летописцы были люди просвещенные, а потому ничего удивительного нет в том, что они могли провести некие параллели между деяниями библейского патриарха и «основателя династии Рюриковичей». Надо же было как-то подтверждать теорию о том, что потомки приблудившегося варяга правили на Руси. А здесь взяли и прикрылись авторитетом Библии!

Но вернемся к «родоначальнику династии». Видимо, потратив на решение проблемы деторождения свои последние жизненные силы, варяг и скончался. Но задачу свою выполнил — наследник появился на свет.

Вообще-то из всех русских князей XI — середины XIII века, даты рождения и смерти которых точно известны, один лишь Владимир Мономах перевалил через семидесятилетний рубеж (он умер в возрасте 72 лет). В возрасте 64 лет Мономах написал свое великолепное «Поученье», где не раз говорит о себе как о своего рода «долгожителе» и воздает за это хвалу Богу, «иже мя сих днев грешного допровади».

Это мы к тому, что сам Владимир Мономах в этом возрасте уже книжки детям писал, а не «устроением личной жизни» занимался, по сусекам не скреб и над эскизами Буратино не работал. Силы и здоровье берег, излишеств избегал, и радовали старого князя уже не только дети, но и внуки. В отличие от Рюрика, который вовремя свою задачу по зарождению династии не выполнил и в полном смысле слова сгорел на работе. Он, конечно, Сокол, но и у этой героической птицы силы не беспредельны.

А чудес, как известно, не бывает.

В любом другом варианте, приближенно к реальности, Игорь на момент убийства Осколда уже довольно взрослый мальчишка. Но этого просто быть не может, потому как Игорь, в силу своей младости, не только не идет с Олегом в поход на Византию, но и не дорос еще до того возраста, в котором уже можно жениться. А женились в те времена, особенно особы княжеского звания, довольно рано. Но и здесь Олегу пришлось ждать. После занятия Киева он выдал свою дочь Ольгу замуж за Игоря только через десять лет.

Значит, Игорь действительно еще совсем мал.

Возьмите бумагу, ручку, калькулятор, счеты, в конце концов, и подсчитайте сами.

В.Н. Татищев, а следом за ним и Н.М. Карамзин высказали свое сомнение в достоверности данной летописной хронологии, да и многие позднейшие историки говорили об этом же с еще большей определенностью.

Так для чего Игорь вообще нужен был при описании этой жуткой сцены?

Дело в том, что к моменту похода Олега на юг родственников у Рюрика на Руси не осталось вообще, а уж коль летописцы искусственно превратили Игоря в сына Рюрика, значит, ему по-любому необходимо присутствовать на таком важном мероприятии, как захват власти в Киеве. На этом примере необходимо было показать единство династии Рюриковичей. А там пусть хоть на руках сидит, хоть на печи лежит, хоть на лавке развалится. Прямо по олимпийскому принципу: главное не результат, главное — участие. Связь не просто должна быть, она должна быть видна.

Сам Олег, согласно преданиям, только лишь принадлежал к «роду» Рюрика и, по понятиям XI—XII веков, не имел права стать наследником его власти. Происхождение же Игоря было неясным. И перед летописцем открывалась возможность объявить его сыном Рюрика, или попросту назначить, что и было сделано, хотя довольно топорно. Для этого мальца и вставили в сцену с убийством Осколда. Для пущего реализма.

Виднейший исследователь летописей А.А. Шахматов еще в 1908 году убедительно показал, что над составителем «Повести временных лет» тяготела «определенная тенденция. Русская княжеская династия должна получить ясную генеалогию: исторический Игорь должен быть связан с Рюриком... Рюрик — это родоначальник династии: боковые линии должны отпасть».

Вместе с тем взаимные отношения Олега и Игоря не были очевидны, иначе... ему не пришлось бы прибегнуть к искусственной комбинации — то есть к объявлению Игоря сыном Рюрика.

«Игорь, безусловно, никак не мог быть сыном умершего за шестьдесят лет до начала его правления Рюрика: целый ряд сведений показывает, что он стал князем Руси, а также отцом Святослава в весьма молодом возрасте, а мнимые даты его рождения и женитьбы были вымышлены для того, чтобы превратить его в Рюрикова сына».

Ведь именно Игорь, а не варяг-находник Рюрик и не узурпатор Олег был родоначальником династии, правившей на протяжении столетий в Русской земле.

Исходя из вышеизложенного, легко, даже сам собой, напрашивается вывод о том, что Игорь местный, киевский. Возможно, даже славянин. Именно поэтому Олег и выдает за него свою дочь, дожидаясь, пока тот подрастет. Этим узурпатор скрепляет союз с местной элитой, в основе которого лежит предательство, замешанное на крови легендарного киевского князя Осколда.

Более надежных отношений, чем через родство, представить себе трудно. Особенно если Олег и сам был женат на дочери новгородского владыки Гостомысла. Это первый шаг к сближению.

Кстати, как свидетельствует Татищев, у полян есть обычай, по которому «невесту к жениху приводят. Имели же каждый народ обычаи свои, закон от предания отцов своих хранили. А поляне имели обычай тих, кроток, почтение к снохам и мачехам, и снохи ко свекрам и деверем. Брачный обычай был у них: не ходил жених по невесту, но по договору приводили невесту к жениху к вечеру, а наутро приносили приданое».

Так что Олег действует вполне в традициях полян, подчеркнуто демонстрируя уважение к их обычаям.

Так, на крови невинно убиенного «блаженного Осколда» (В.Н. Татищев) был заключен союз нового киевского князя с одной из самых влиятельных славяно-русских семей или кланов (с каким именно точно, сейчас не возьмется сказать никто, важно, что из местных), а венцом этого союза становился потенциальный брак дочери Вещего Олега Ольги и молодого представителя киевской знати Игоря. Но это в будущем, пока еще они оба довольно малы для такого шага. Главное, что договор о намерениях заключен и договаривающиеся стороны ударили по рукам, дав друг другу взаимные клятвы.

В итоге все оставались довольны, потому что каждый получал свое. Олегу важно было закрепиться в Киеве, вот он и породнился с местной элитой и получил возможность для создания династии и обеспечивал себе серьезную поддержку среди местного населения. Представители же киевской знати получали прямой доступ к власти и роднились с самим князем напрямую. Взаимная выгода получалась полнейшая. И никакой Рюрик здесь абсолютно ни при чем.

Причем более выгодного брака для дочери Олегу сейчас было не сыскать. При его образе жизни, бьющей ключом, полной походов, боев и приключений, лучшей возможности не найти, поскольку теперь в Киеве за дочкой приглядят и одну не оставят.

У новоявленного киевского князя имелись вполне имперские замашки, и сейчас он очутился на том месте, где было удобно и, главное, возможно их реализовать. И даже создать свою династию. Вот это действительно важный момент. Более детально мы рассматривали этот вопрос в предыдущей книге, поэтому возвращаться не будем.

Но раз уж так получается, что мы детально рассмотрели и раскритиковали представленные нам летописью варианты, то давайте и сами выскажем свои предположения о том, что и как могло произойти. Тем более что оно более вероятно и возможно больше приближено к реалиям.

В Иоакимовской летописи мы черным по белому читаем: «Осколд предан киевляны и убиен бысть».

Вот это уже похоже на правду. Вот от этого мы и будем отталкиваться.

В эту эпоху, да, честно говоря, и много позже, никто не возражал против убийства как такового. Для русов это был вообще старый добрый обычай.

Политическое убийство, ибо никак иначе то, что произошло, назвать нельзя, считалось у них вполне допустимым средством для достижения своей цели. Главное, чтобы выполнено оно было грамотно и толково. Как сейчас говорят — чисто. Бывали случаи, когда одно такое убийство помогало избежать множества смертей и кровопролитных войн. Убийство Осколда можно смело отнести к их числу. Так что ярого отторжения в те времена поступок Олега, возможно, и не вызывал, тем более что, когда все закончилось, убийца обошелся со своей жертвой вполне достойно, как бы соблюдая некие законы справедливости. Если о них здесь вообще можно говорить.

Итак, Олег со своим довольно большим войском подступает к Киеву. А в войске у него варяги, чудь, словены, меря, весь, кривичи. Армия немалая, сила сильная. Тут и не захочешь, а поневоле начнешь считаться. Нападать Олег не торопится, он уже завел в самом Киеве друзей-союзников среди людей, близких к Осколду. Это те, кому киевский князь доверяет безоговорочно. План разработан, условия оговорены, и он уже запущен в действие.

Войска все ближе друг к другу, но лить кровь никто не хочет. Тем более что есть шанс договориться миром.

В «Киевском синопсисе» на этот счет есть конкретная информация — «и вызва лестию к себе на стан из града Осколда и Дира, аки беседы ради приятельския».

Олег даже вроде как первый делает шаг к переговорам, он готов встретиться с Осколдом и поговорить. Это разговор двух вождей между собой, он такой в их жизни не первый и не последний. Осколд сам не раз такие вел. Именно поэтому он осторожен и недоверчив, он много на своем веку воевал, знает, что может случиться. Вот здесь Олегу и нужны друзья из ближнего окружения киевского князя. После принятия Осколдом христианства и желания князя крестить страну многие из его приближенных встали на путь заговора. Изменить ничего было уже нельзя, да и было поздно давать задний ход. Смерть одного человека казалась им вполне приемлемой ценой за сохранение старых традиций и старой веры. Теперь Олег ждал помощи от них. Эти люди должны были убедить Осколда в том, что Олегу можно доверять, что он человек чести, человек слова и с ним можно смело встретиться один на один и без оружия. Тем более что кто-то из них готов был киевского князя на эту встречу сопровождать. Таких людей много быть не может, это только очень ближний к правителю круг и к тому же очень и очень влиятельный. Вот им-то, на свою беду, Осколд и доверился. Не мог не довериться, раз люди эти были все насквозь проверенные и уважаемые. Не мог князь подумать о том, что именно новая вера и сведет его в могилу.

В городе у Осколда по-прежнему хватало сторонников, не все киевляне были готовы к смене князя, да и дружина по большей части не была в этот заговор вовлечена, это наверняка. Осколда любили. Именно поэтому нужно было выманить киевского князя за городские ворота, чтобы никакая случайность не могла помешать заранее спланированному убийству. В таких делах мелочей быть не может. Осечки быть не должно. Второй попытки никто не даст. При первом же подозрении, а уж тем более неудаче, Осколд ответит сам, и ответит стремительно и страшно, в этом сомнения не было.

Итак, Осколд выезжает, доверившись слову Олега, за городские стены, без оружия, с небольшой группой доверенных лиц, большая часть из которых изменники. Правда, он об этом узнает уже слишком поздно. Князь едет на переговоры, а его поджидает западня. Олег уже высадил часть своей дружины на берег, заранее обговорив тайный план действий. Возможно, что до Олега Осколд так и не добрался, а погиб раньше, напоровшись на засаду. Возможно, что он был убит не один, а с ним вместе пали и те, кто был верен ему до конца.

А может, действительно он успел встретиться с Олегом, понять, что его предали, и даже взглянуть в глаза своим убийцам.

После того как Осколд был убит воинами Олега, узурпатор захватил единоличную власть и вокняжился в Киеве при полной покорности и лояльности киевлян.

Случилось это в том же 882 году.

Расположение Киева показалось Олегу весьма удобным, и он перебрался туда с дружиной. А затем провозгласил: «Да будет это мать городов русских».

Таким образом, Вещий Олег стал первым, кому удалось объединить северный и южный центры восточных славян. Можно сказать, что он уже создал небольшую империю. Именно по этой причине Олега иногда считают основателем древнерусской державы. Хотя напомним, что государство уже существовало и до него. Дир и Осколд фактически оформили это самое государство, его форму и статус много лет назад. Олег же только объединил под одной рукой север и юг.

Утвердившись в Киеве, Вещий повел себя вполне разумно и порядочно. Убиенного им Аскольда «отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь Святого Николы». Те почести, которые узурпатор мог оказать своему недавнему противнику посмертно, он оказал. Простых киевлян хоть это могло порадовать, ибо князя своего, так долго и успешно правившего здесь, они любили.

Несмотря на убийство князя-христианина Осколда-Николая, которым окончилась политическая борьба севера против юга, гонений на многочисленную христианскую общину в Киеве при Олеге не было. Нагнетать обстановку в побежденном городе не имело смысла, да и к самой вере, как таковой, Олег, как и большинство его современников-единоверцев, относился весьма терпимо. Не это его сейчас волновало.

Исходя из своих больших аппетитов, или, если хотите, амбиций, а не только в силу деятельности натуры, Олег продолжает действовать энергично, расширяя границы своего новообразованного государства.

Возможно, кому-то это покажется странным, но Вещий практически прямо продолжает политику убитого им Осколда. Бывает и такое.

Во всем, разве что кроме введения христианства.

Новый правитель уже знает, чем это может окончиться.

Политическая верхушка киевских русов-славян не просто полностью поддерживает его, но и в какой-то мере контролирует. Они сейчас нужны друг другу. Без их поддержки Олегу в Киеве не усидеть, а киевлянам нужен вождь, не уступающий по своим талантам такой харизматической личности, как Осколд. Олег же, надо признать, личность выдающаяся и неординарная.

«И обладал всею землею Русскою, бывшие же при нем варяги, славяне и прочие все, а также и поляне, прозвались Русью» (Татищев).

С этого момента у Киевского княжества появляется новое имя — Русь. Но, повторимся, государство уже функционировало давно, Олег лишь дал ему новое, привычное нашему слуху имя.

В тот же год «Олег начал ставить города и установил дани словенам, и кривичам, и мери», то есть он не только строит, но и деньги считает. Государственный подход, государственный ум.

Заметьте, после своей победы Олег устанавливает дань для своих бывших союзников, для тех, благодаря кому он и смог захватить Киев. Возможно, это кому-то покажется удивительным, тем не менее факт налицо. Как говорится, дружба дружбой, а порядок быть должон.

Зарубка для размышлений.

Следующий его декрет еще более удивителен: «И установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава» («Повесть временных лет»). «Олег нача грады ставити и дани устави по всей земли Руской: словяном и кривичем, и мерям, дань даяти варягом, от Новагорода 300 гривен на лето мира для, еже даваше варягом до смерти Ярославли» (Пискаревский летописец).

Это еще раз к вопросу о его национальной принадлежности. Подчеркнем, что Олег заставил свой бывший город, второй по величине на данный момент в его державе, платить ежегодную дань варягам?! То есть содержать его же собственную армию.

Но платить именно варягам. Возможно, своей дружине. Эту же мысль подчеркивает и Татищев: «Варягам под рукою его. Дань, разумеется, в жалованье, или корм, сим далеко от домов отлученным войскам. Под рукою ж точно значит подвластных, а не наемных».

Не заставляет ни о чем задуматься? И формулировка какая красивая — ради сохранения мира! О чем она?

Итак, Киев он уже подчинил, но армию свою не распустил. Она ему еще очень и очень нужна. Из кого состояла эта армия, вы уже видели.

Армия есть, теперь вопрос: на кого ее направить?

Какие после гибели Осколда остались у Олега враги? А ведь осталось, и не мало. Самыми серьезными были Хазарский каганат и Византия.

Византия и на тот момент была крепким орешком, ее с наскока не возьмешь, тут нужна большая подготовительная работа, это было уже не раз проверено тем же Осколдом. Каганат выглядел куда как хилее. Поэтому первым делом, видимо для пробы сил, Вещий Олег вступил в конфликт с Хазарией, решив обезопасить себя и свой тыл, оставив Византию на потом.

Напомним, Олег был в первую очередь политиком, воином лишь во вторую. Поход на Хазарию и «освобождение из-под ее ига» славянских племен был обусловлен еще и тем, что боевые дружины Руси с неиссякающим упорством ищут доступа к арабскому серебру. А оно с рубежа VIII и IX веков почти непрерывным потоком движется через Восточную Европу с Дона на Оку, Верхнюю Волгу и Волхов, в Ладогу и далее на Балтику. Предводители русских дружин прекрасно были знакомы и с географией, и с экономикой. По крайней мере, в разделах, нужных им.

Поэтому Хазария в первую очередь. Торговые пути всегда будут важны, для любого государства, и неважно, кто им управляет: Святослав, Владимир, Ярослав или Олег. А сами князья не додумаются, так найдутся в их окружении умные люди, которые надоумят и поправят.

И это верно.

Уже с IX века русские князья претендуют на хазарский титул «каган» (ха-кан), но это еще не вызов, это скорее подражание.

К этому времени, как сообщает нам писатель Л.Р. Прозоров, «истосковавшиеся под гнетом хазар славянские племена давно ждали своего Освободителя, и вот час настал.

Дождались!

Олег бросил открытый вызов угнетателям».

Так, по мнению Льва Прозорова, началась освободительная война славян против хазар.

Вещий князь был отменный полководец, к тому же расчетливый и прагматичный. Выждав удобный момент, он пошел войной на Хазарский каганат, чтобы время зря не терять и утолить чаяния славянского населения.

Правда, по словам того же популярного литератора, подвиг сей остался неоцененным, а то и вовсе скрытым от посторонних глаз, вычеркнутым из памяти потомков.

«Ох, летописцы-чернецы... какими немногословными становятся они, описывая победы князей-язычников! Помните куцее «воеваша на печенегов», увековечившее подвиг отца Святослава? О победах Олега летописи — и то не «Повесть временных лет» — говорят еще лаконичней: «В лето 883 иде Олег на козары» («Архангелогородский летописец»), Олег «повоева же козары» (Иоакимовская). Вот когда полетели каменные головы Юда! (Л. Прозоров).

К сожалению, Лев Рудольфович даже здесь умудрился процитировать «Архангелогородского летописца» неправильно. Вот и верь ему после этого на слово. Все приходится за ним проверять. Но к этому отрывку мы еще обратимся.

А пока давайте сами по всем имеющимся в наличии документам проследим боевой путь гвардейских и легендарных полков Вещего Олега, может, нам удастся отыскать следы, скрытые летописцами-чернецами. Попытка — не пытка.

С чего начнем?

Давайте с географии.

Куда же направили свой главный удар киевские полки? Неужели вступили в борьбу за освобождение братьев-славян от иноземной напасти?

Можно сказать и так. Только освободив их от одного ярма, Вещий Олег тут же решил надеть на них другое, не менее обременительное, но зато родное и дружественное.

Теперь, покончив с преамбулой, поясним свою мысль, а заодно и то, почему на первый взгляд так скупы упоминания о войне Вещего Олега с хазарами. Именно что на первый взгляд. Этих упоминаний действительно немного, но для нас вполне достаточно и их.

Для начала мы приведем вам сведения из летописных сводов о военной кампании Олега целиком и полностью. Разбор отложим на потом.

Вот как они выглядят на страницах «Повести временных лет»:

«В год 6391 (883). Начал Олег воевать против древлян и, покорив их, брал дань с них по черной кунице.

В год 6392 (884). Пошел Олег на северян, и победил северян, и возложил на них легкую дань, и не велел им платить дань хазарам, сказав: «Я враг их» и вам (им платить) незачем».

В год 6393 (885). Послал (Олег) к радимичам, спрашивая: «Кому даете дань?» Они же ответили: «Хазарам». И сказал им Олег: «Не давайте хазарам, но платите мне». И дали Олегу по щелягу, как и хазарам давали. И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал».

Вот это и есть война Олега Вещего с могучим и страшным Хазарским каганатом.

И это все!!!

Других данных о победах Олега над «неразумными хазарами» нет, все они четко отражены и запротоколированы. Вот поэтому так скупы на славословия остальные летописные своды и их авторы. Все, с кем воевал Вещий Олег, были славянами, и подчинял он именно их земли. Сами хазары здесь вообще не на переднем плане. Они как бы только подразумеваются, только обозначают свое присутствие.

Скупой «Архангелогородский летописец», на которого ссылается Лев Рудольфович, освещает проблему так:

«Лета 6391 (883). Иде Олег на древляны, и на северы, и на козары, и наложи на них дань по чорнои кунице с человека на год, и оброки по всеи земли Рускои устави, и многи городы постави».

«Ведущий историк языческой Руси», опьяненный азартом от удачной находки, даже не удосужился задуматься, а откуда хазары будут брать-то этих самых куниц. Ни в Закавказье, ни в Донских и Волжских степях куницы не водятся. Нет их и на побережье Каспийского моря. Правда, есть в землях вятичей, но если каждый человек, проживающий на территории каганата, будет отдавать Олегу в год по кунице, то в лесах вятичей очень скоро таких зверей не останется. И чем тогда хазарам платить жадному князю? Только натурой. И потекут к Олегу живой нескончаемой рекой уже не беличьи и куньи шкурки, а красавицы-девицы, ибо ничем другим хазары, по мнению ученого Льва, ни брать, ни платить не умеют. Но об этом позже. О девках мы еще поговорим.

Хотя, если говорить серьезно, ценность похода от этого нисколько не уменьшается, ибо Олег откусил от земель каганата солидный кусок. Переподчинив славянские племена себе, он сделал значительный шаг в расширении границ Киевской державы и сборе славянских земель под единой властью. Однако думал Вещий Олег в данном случае не о счастье своих новых подданных и политических свободах для них, а совсем о другом. Дальнейшее развитие событий это не раз покажет.

Что же касается русско-хазарской войны времен Вещего Олега, то на этом она и закончилась. По крайней мере, ее основной этап.

Вы удивлены? Вы сомневаетесь? Давайте посмотрим, что об этом пишет другой кропотливый исследователь, а именно все тот же Лев Рудольфович Прозоров. Уж он-то ничего не упустит, и если нужно, то нас поправит. Может, у него в запасе есть и какая иная информация?

Воспользуемся цитатой из его трудов:

«Казнивший Осколда-Николая, Олег повел себя совсем по-другому. Он, человек «рода княжьего», действительно говорил и поступал, «как имеющий власть». Заняв Киев, Олег сразу наносит удар по древлянам. Древлянский князь Нискиня признает себя и свой народ данниками Олега и Игоря. Обезопасив таким образом тыл, Олег принимается освобождать данников каганата. Многострадальная Северская земля освобождается от жуткой хазарской дани и облагается «данью легкой» — а какая бы показалась тяжелой после той? Впрочем, летописец, верно, имел в виду, что дань эта была легкой даже по русским меркам. Затем следуют радимичи и, незадолго до знаменитого греческого похода, вятичи (летописец не описывает специально их освобождения, но упоминает их в войске Олега). Освобождая от хазарской дани славянские земли, Олег говорил с простотой великого человека:

— Я — их враг.

Или:

— Не давайте хазарам, а платите мне.

Но и на этом он не остановился» (Л. Прозоров).

Зато остановимся мы и посмотрим, большая ли разница между приведенными сведениями.

Летописи более скупы и статистичны, а «ведущий историк языческой Руси» параден и помпезен. Он, как и его придуманный герой, велеречив. Даже читать сии строки хочется стоя, из чувства нахлынувшей гордости и распирающего грудь патриотизма.

Это, конечно, не плохо, но так ли это было в действительности? Интерпретация событий в исполнении Льва Рудольфовича наверняка уже запала вам в душу, так что теперь давайте мы предложим вам иную версию развития событий, несколько отличную от прозоровской. Хотя от его комментариев по этой теме мы в этой главе не уйдем, ибо они намного лучше помогут понять суть проблемы. А заодно и разберемся, кто же прав.

Начинаем детально вникать в суть проблемы.

Эту часть нашей главы хотелось бы начать строчками другого выдающегося поэта: «Как ныне сбирается Вещий Олег щита прибивать на ворота...» Это более точно отражает суть дела.

Первый свой удар Олег нанес по древлянам. Это большое и свободолюбивое племя никому дань не платило. Ни хазары, ни Византия, ни Рюрик, ни Осколд не смогли его подмять под себя. Древляне довольно долгое время, можно сказать изначально, являются самыми главными противниками полян и самыми опасными среди всех остальных славянских племен.

Одним словом, древляне жили сами по себе. Чтобы они добровольно признали власть над собой Вещего Олега, он должен был обладать огромной силой, под которой мы подразумеваем войско. Эту победу недооценивать нельзя. Для полян она особенно ценна. Наконец с давним противником покончено. Теперь он подчинен и платит им дань. Это еще не один народ. Пока это победители и побежденные, и никаких компромиссов здесь нет.

Стоит отметить, что для киевских же князей древляне еще долгое время будут как кость в горле, как дикий зверь, готовый в любую минуту вонзить зубы в горло победителя, если тот потеряет бдительность, зазевается или вовсе отвернется. Да и поляне их не жалуют, самое тяжелое бремя дани несут у них всегда древляне. Их грабят, не стесняясь. Один из будущих киевских князей, а именно Игорь, поплатится за такую политику собственной головой.

Рассмотрим все по порядку. Не торопясь. Ибо покорение древлян как раз и есть начало прямого конфликта или, если хотите, открытие военных действий Киевским государством против Хазарского каганата.

«В год 6391 (883). Начал Олег воевать против древлян и, покорив их, брал дань с них по черной кунице» (ПВЛ).

Про стычки и сражения не указывается. Но они наверняка были, древляне не тот народ, чтобы так запросто отдать свою свободу и добровольно склонить голову перед поработителями. С чего вдруг? Столько лет жили себе спокойно и ни в чьей опеке не нуждались! Но интернациональному войску Олега древляне противостоять не смогли. Наступил миг, когда жители этой славянской земли вынуждены были уступить завоевателям, подчиняясь силе оружия.

Используя немного измененную строку великого советского поэта, «и долго дружина топтала древлян своими гнедыми конями».

Сколько нужно было для этого пожечь древлянских деревень, истоптать посевов, сколько побить мужей, сколько женщин оставить вдовами, а детей сиротами, чтобы согнуть этот свободолюбивый народ, летопись молчит, как воды в рот набрала. Летописец только подводит итог, а Лев же Рудольфович не фантазирует вообще и слез по древлянам не льет.

Даже Татищев указал, что «Нестор о древлянах нечто по злобе хульное указывает, ибо о них выше сам сказал, что единородны полянам». И чуть позже добавляет свои наблюдения: «Древляне. Народ был славянский, жили по реке Припети в лесах, и от того древляне, или лесные, именованы. Птоломей в том месте указывает народ трамонтании; сие имя от латинян значит граждане, и сие видится подходящим, ибо они имели грады. И них города Коростень, Овруч, Житомир и другие, которые до сих пор известны» (Татищев). Славный народ! Развитый! Единоверцы! И единоплеменники, одним словом, славяне! Но не жалко древлян никому, будто они иного роду-племени. Будто враги они для общеславянского дела. И все только потому, что хотели отстоять свою свободу и независимость.

Покорив древлян, Олег не останавливается, теперь, когда главный конкурент среди славянских племен устранен, пришла пора вторгнуться в границы Хазарии.

В следующем, 884 году Олег подчинил северян, и, как пишет Л. Гумилев, началась русско-хазарская война (с 884-го по 885 г.).

«В год 6392 (884). Пошел Олег на северян, и победил северян, и возложил на них легкую дань, и не велел им платить дань хазарам, сказав: «Я враг их» и вам (им платить) незачем» («Повесть временных лет»). Сказал, как отрезал!

Эта фраза, которой так гордится Лев Рудольфович, отчего-то больше напоминает сленг времен перестройки, когда во время бандитских разборок одна крыша меняла другую, точно так же гордо при этом повторяя слова легендарного князя. И ключевое в ней было одно — платите мне! Теперь я ваша крыша!

В этом же году Олег успел покорить и обложить данью и северян, и радимичей. Это не древляне, тут дело пошло быстрее.

Так, понемногу, Олег отжимает у хазар подчиненные им земли, «освобождая» славянские племена под себя.

И как тут не вспомнить еще одну строку гениального поэта, которая как нельзя лучше подходит для происходящего:

А вещий Олег свою линию гнул,
Да так, что никто и не пикнул.

(В. Высоцкий)

Пытался завоевать Олег уличей и тиверцев, но те воспротивились сильно, стояли до конца и, как говорят, имели войну против него. Отбивались от «освободителя» сильно и стояли крепко.

Дошло даже до того, что эти земли предпочли покровительство дунайских болгар.

Странно, не правда ли? Тиверцы и уличи тоже почему-то уклонились от общеславянского рая, который строил Вещий Олег!

Теперь обратимся к хазарам. У хазар в эти годы фактическим правителем был Вениамин (ок. 880—900 гг.), чье имя в переводе означает «Сын моей правой руки». Хотя сейчас оно звучит несколько двусмысленно. Но что поделать, нравы меняются.

Вениамин не являлся Божественным каганом, а был каган-беком, но реальная власть, как мы помним, была именно у него. Однако «силы» на Олега и его армию не хватило, и тут Вениамин даже связываться не стал, расчетливо пойдя на жертвы. Он предоставил возможность своим данникам самим разбираться с ситуацией и, если нужно, самим отстаивать их хазарскую прописку.

Напасти поджидали его со всех сторон, и Вениамину приходилось выбирать. Как следует из письма «неизвестного хазарского еврея Х века» (во дни царя Вениамина), «поднялись все народы на (казар) и стеснили их». Занятый войной с непокоренными аланами, «Сын моей правой руки» не решился, а может, и не захотел разбазаривать силы, поэтому так легко и упустил своих славянских подданных. Которые моментально были присоединены Олегом к его быстро растущему государству.

У Вениамина и так забот полные горсти, а тут еще и войско русов уже в пределах Хазарии, правда, пока еще не в опасной близости. Кто такие русы, хазары знали лучше других, сами от них немало натерпелись, сами пугали ими соседей, но до большой войны пока не доходило. А сейчас эта война нужна было меньше всего. Да и вождю славян практически впервые удалось собрать такую мощную армию. Если сейчас Вениамин разбередит ситуацию, то она может обернуться катастрофой. Аланы, с которыми сейчас шла война, тоже были бойцы азартные. Тут хочешь не хочешь, а нужно чем-то жертвовать.

Единственное, чем смог ответить Хазарский каганат воинственному русскому князю, так это устроить экономическую блокаду. Вениамин сразу смекнул, к чему подбирается Вещий, в чем его главная цель, и решил немного обесценить добытую Олегом победу. Показав таким образом, что территории ты приобрел, а вот с серебром ты, милый друг, промахнулся.

В торговле того времени главную роль играли серебряные дирхемы — арабские монеты, которые поступали на Русь и в соседние страны через Хазарский каганат. Но «в последней четверти IX в. приток монет в Восточную Европу резко сокращается, — пишет В.Я. Петрухин, опираясь на специальные исследования, — ...при этом... доступ серебра в Восточную Европу был искусственно приостановлен. Приток монет возобновляется в начале X в., когда серебро идет через Волжско-Камскую Болгарию из державы Саманидов в обход Хазарского каганата» (В.Я. Петрухин).

Насколько серьезно это сказалось на Киевской Руси, нам сейчас говорить сложно, но ясно, что смертельным такой удар совсем не выглядел. А вот Олегу могло стать действительно обидно, но даже в этом случае ответ Вениамина впечатляющим назвать сложно. Скорее удар по престижу.

Пока в споре меча против калькулятора выигрыш оставался за мечом, притом за явным преимуществом.

Улучив удачный момент, Олег отжал безвозмездно у каганата довольно значимые территории, лишив к тому же Хазарию привычной дани. То есть выигрыш в любом случае остался за Киевом, а казна державы стала пополняться. Что и было зафиксировано документально: «И многи ины страны притяжа к Рустей земли и дани возложи на ня» (Пискаревский летописец).

Казалось бы, все хорошо, и нам, потомкам, можно только радоваться да гордиться. Киевский князь не просто расширил территорию своего государства, не просто объединил большинство славянских земель под одной рукой, но и освободил этих же самых славян от иноземного ига.

Вот с этим сложнее.

Ибо, забегая несколько вперед, скажем: сразу после смерти Вещего Олега все эти «неблагодарные» славянские племена тут же восстают против своего государя, и уже новому князю Игорю требуется немало сил и времени для того, чтобы вернуть их обратно под протекторат Киевской Руси. В освобожденных ранее землях идет настоящая война, и идет она не год и не два. Славяне, пользуясь смертью строгого, но авторитетного властелина, отчаянно сражаются, не желая принимать нового князя. Странно. Из-под жуткого хазарского ига, о котором нам трубит Прозоров, они никогда не пытались вырваться. А здесь бьются с такой страстью, решимостью и ожесточением, что невольно задаешься вопросом: почему? В Хазарии ведь тоже менялись правители. С чего вдруг?

Неужто им не хочется жить в общеславянском государстве, платя за это небольшую и легкую дань, практически своим же соотечественникам, и к тому же быть защищенными от мерзкой хазарской напасти?

И вот здесь мы переходим к важнейшему из вопросов, а именно финансово-денежным отношениям между славянами и каганатом. Одним словом, к легендарной хазарской дани.

Образнее и выразительнее всех выразился на этот счет все тот же Лев Рудольфович Прозоров. Сразу виден мастер художественного слова, аж сердце екнуло и на время перестало стучать, и мы просто не можем равнодушно пройти мимо этого горестного рассказа. Тем более что он обозначил точку зрения многих любителей истории.

Приступим.

Возьмите в руки носовые платки и накапайте себе валерьянки, возможно, так будет легче. Людей, страдающих сердечными болезнями, просим этот абзац (прекрасно подходящее этому опусу определение) просто пролистнуть.

«Но стократ тяжелее и страшнее легла дань на другие славянские земли: Северу, Вятичей и Радимичей.

В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях записано, что хазары брали от «дыму» (не то от дома, не то от родовой общины) «по беле веверице». Историки долго спорили, как понимать эту запись. Не то по «беле (серебряной монете) и веверице (белке)», не то «по белой веверице». Сошлись на том, что первое маловероятно.

Но в XV веке в Московском княжестве, в землях тех самых вятичей, штраф за синяк составлял пятнадцать беличьих шкурок. То есть русский с русского, и не с дома, не с общины, а с одного человека, и не в качестве дани, а в уплату за синяк брал в пятнадцать раз больше. А ведь и лесов, и белок за полтысячи лет стало меньше, и цена их меха должна была соответственно возрасти. Зная то, что мы знаем о хазарах, можно ли вообразить такую мизерную дань?

Но сохранилась другая летопись, Радзивилловская. И написано в ней иное. Такое, что поневоле понимаешь других летописцев. Так и представляешь, как монах в келейке неверяще глядит на древние строки и переправляет по своему разумению — на ту самую «белую веверицу».

А написано было: «По белой девице от дыма».

И рядом, на миниатюре, чтоб никто не ошибся, не принял за случайную описку, — стайка девиц и старейшина, склонившийся перед надменным хазарином.

Вот это как раз очень похоже на то, что мы знаем о каганате. Вспомните, Хазарией правил клан работорговцев. Что для них было естественней такой дани — и выгодной, и сокрушающей гордость данников, приучающей их к всевластию посланников каганата и собственному бесправию?

А теперь, уважаемый читатель, если вы еще не поняли или не поверили, что хазары были в глазах славянских соседей чудовищами, постарайтесь примерить на себя. Попытайтесь представить, что это вы, заслышав голос бараньих рогов-шофаров, идете к воротам — впускать в родное селение сборщиков дани. Идете и гадаете, кого они уведут. Сестру? Дочь? Невесту? Представьте, как это — жить год за годом в ожидании этих страшных дней. Представьте, каково было смотреть в глаза матерям девушек, которым выпадал безжалостный жребий. И каково было давить в душе мерзопакостное облегчение — нынче увели не твою! И знать, что когда-нибудь ты зашаришь по лицам сородичей отчаянным взглядом — «Дочку же! Доченьку...» — и увидишь тень этого недодавленного облегчения. И какой бабий вой стоял в такие дни над тремя славянскими землями...

Виновники этого не могли быть людьми. Не «искажение», не «наслоение», не «эпическая фантазия». Леденящий кошмар высшей правды, обнажившей непотребство мутировавшей, выродившейся чужой души. Души, делавшей ее обладателей много омерзительней и страшнее, чем змеиная чешуя и огнедышащие головы. «Налетало Чудо-юдо поганое, требовало себе на обед красну девицу...» (Л.Р. Прозоров).

И дальше...

«Еще в VII веке византиец Маврикий писал о наших предках: «Этот народ никакими силами невозможно принудить к повиновению в своей земле». И вот этот народ заставили платить дань женщинами! Да славянские земли должно было трясти лихорадкой отчаянных постоянных восстаний! Отчаянных — потому что племенные ополченцы с рогатинами и топорами и умелые, но малочисленные дружинники мало что могли поделать против орд кочевых вассалов каганата и бронированных лав его наемников» (Л.П.).

Вот так. Ни больше ни меньше.

Сейчас на сакраментальный вопрос еще одного замечательного русского поэта, а именно Н. Некрасова — «чей там стон раздается?», можно ответить предметно и точно, называя имя, фамилию и адрес.

Что можно возразить этой печальной ярости?

А возразить можно многое.

Так и хочется сказать: утри, Левушка, свои слезы, перестань надрываться, все ведь совсем не так было, так что успокойся, просто почитай внимательно документы. Все это «явная басня по древнему суеверству» своему, «чему всяк благоразумный не поверит», здраво рассудив и свитки древние почитав. Ты же историк, Лев!

Начнем с того, что совершенно напрасно Лев Рудольфович не доверяет русским летописям, упираясь и противопоставляя им одну-единственную, соответствующую его личной теории. Ситуация та же, что и с Архангелогородским летописцем. Само по себе это понятно, но неправильно. Нельзя быть таким доверчивым, этому Прозоров и сам нас учит, а пример Осколда наглядно это подтверждает.

Давайте пробежимся по русским летописям вскользь. Что они нам поведают?

«В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма» (Ипатьевская летопись).

Об этом же сообщает и Пискаревский летописец: «А казари имаху дань на полянех и на северенех, и на вятичех по беле векшице от дыма». Ту же самую информацию содержит и Софийский временник: «А Козари имаху дань на Полянех и на Северянех, и на Вятичех по беле векшице от дыма».

Аналогичные сведения приводит Ермолинская летопись.

В Никоновском летописном своде тоже ни единого слова про девиц не содержится: «А Козари имаху дань на Полянех и на Северянех, и на Вятичех по беле, реше по векше с дыма». Для солидности цитата из Рогожского летописца: «А Козари имаху на Полянех по беле с дыма».

То есть белки везде, а про девок ни слова. И это сообщают почти все официальные источники, кроме одного, который Лев Рудольфович и осилил. Думаете, все они сговорились, чтобы скрыть сей позорный факт от глаз потомков и поберечь их и без того растрепанные нервы?

Успокойтесь, перестаньте нервничать, смахните слезу и расслабьтесь. Летописцы, в отличие ото Льва Рудольфовича, ничего не перепутали, ошибки случались, мы это уже видели, но не такие массовые. Здесь они углядели все четко. А контроль над случавшимися непотребствами, если таковые и были, они вели безукоризненно. А уж тем более если в этом были замешаны девки, да еще красные. Ведь и в те далекие, можно сказать, легендарные времена про девок людям было куда интереснее читать, чем про белок. Про них, в смысле белок, читали князья да вельможи и еще экономисты разные, а про девок любой прочтет, а прочесть не сможет, дак послушает. Любого такой сказ зацепит.

Например, «Повесть временных лет» по Лаврентьевскому списку сообщает нам такую пикантную подробность, которая явно не укладывается в рамки разумного понимания. Речь идет о нашествии аваров (или, как их называет летописец, «обры») на славянские земли. Славянских женщин и девиц это коснулось напрямую. Летописец достаточно подробно, можно сказать, детально расписывает все ужасы, которые пришлось пережить этим самым славянским девицам. Их беды описаны ярко и красочно, в лучших традициях Льва Рудольфовича: «Си же обри воеваху на словенех, и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женамъ дулебьскимъ: аще поехати будяше обърину, не дадяше въпрячи коня ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести обърена, и тако мучаху дулебы».

Все непотребства налицо! Ничего не упущено.

Для тех, кто не понял или не смог понять, переведем.

Авары запрягали в телеги от трех до пяти славянских женщин и, развлекаясь, заставляли себя катать в этих телегах. На большее фантазии не хватало, измывались, как могли. Изверги.

Вы думаете, это дулебским девицам нравилось? А их мужчинам? Вот поэтому летописец и занес все это в архивы.

Неужто вы думаете, что пропустил бы хазарские пакости?

Или вы считаете, что славяне, перед которыми дрожали многие народы, безропотно утирались, отдавая молодых красивых девушек в лапы идолищу поганому, или чуду-юду, и, молча утирая слезы и запихивая поглубже остатки гордости, жили дальше? Хорошо же вы думаете о своих предках! Только весь ход истории это опровергает. Больше того, Лев Рудольфович сам же опровергает себя, крича на каждом углу о славянской и русской гордости, так неужели? И ни одной попытки восстать, вооружиться и врезать по чуду-юду промеж глаз, до тех самых пор, пока не нагрянул Олег со своим бравым интернационалом?

Чудеса, да и только!

Ладно, с девками разобрались, вернемся к белкам. В нашем вопросе они куда важнее.

Видимо, в те давние времена такой инфляции, как сейчас, не было. Курсы валют так часто не пересчитывали. Определили таксу, вот по ней и платят. И придерживаются ее не только хазары. Смотрите, проходит довольно много лет после событий, описываемых в летописях, каковые мы вам привели чуть выше, для того чтобы лучше понимать финансовое бремя, наложенное на побежденные славянские народы, и что мы видим!

Стонет, братья, Киев над горою,
Тяжела Чернигову напасть,
И печаль обильною рекою
По селеньям русским разлилась.
И нависли половцы над нами,
Дань берут по белке со двора,
И растет крамола меж князьями,
И не видно от князей добра.

Это не что иное, как отрывок из поэмы «Слово о полку Игореве» в великолепном переводе Н. Заболоцкого. Сколько веков прошло, сменились целые народы, и хазар-то уже нет, и печенеги ускакали, и Вещий Олег уже легенда, а такса, или, скажем так, размер дани сохранился. Идет уже XII век, а белка все еще пребывает в цене. И счет русским князьям выставляют в беличьем эквиваленте не кто иные, как половцы. Степные стервятники, не знающие ни стыда, ни жалости, ни чести. Головорезы. Но белка для них и по сей день осталась белкой, кожаной стандартной валютой, как в иные времена бутылка.

Вот что важно.

Частенько в трудах различных исследователей мы можем обнаружить весьма ироничное отношение к «кожаным деньгам» и «меховым деньгам». Раз не злато, серебро, значит, неинтересно. А зря. Ибо, как вы могли уже убедиться, валюта эта была не только стабильная, но и чрезвычайно важная, особенно для купцов. Ведь очень многие из них, причем если говорить о русах и славянах, то можно считать, что большинство, торговали именно мехами. Так что именно белка служила двигателем торгового дела, а возможно, и двигателем прогресса. Можно было смело сказать: «Белка — наше все!»

Нас же это волнует не просто из чистого любопытства, это мы говорим для тех, кто может подумать, что мы немного ушли от нашей темы, несколько сбившись с верного путя. Но это не есть так. Кожаные деньги, а точнее, их стоимость, и есть лучшая иллюстрация к данной главе, она как нельзя лучше показывает и характер Вещего Олега, как бы кому это ни показалось странным. Белка лучше других помогает представить отношения славянских племен с Хазарским каганатом. Деньги, как это часто случается, объясняют многое. И это понятно, ведь именно они, деньги, и являются прямым эквивалентом богатства и могущества, а для кого-то и мерилом успеха.

На Руси к тому моменту серебряных денег было не так много. Не то чтобы не имелось совсем, но на все нужды не хватало, нужен был внутренний эквивалент, который при удачном стечении обстоятельств мог котироваться или выгодно обмениваться на внешнем рынке. Грубо говоря, древние русские деньги могли, в отличие от нынешнего рубля, успешно конвертироваться как на Западе, так и на Востоке.

Кстати, знатный экономист К. Маркс был свято уверен, что в России до Петра I находились в обращении в качестве денег только кусочки кожи.

Из русских и иностранных исторических документов известно, что главными предметами экспорта Древней Руси были мед, воск и мех.

Гильом де Рубрук (XIII в.) также отмечал, что «ходячей монетой у русских служат шкурки разных пушных зверей, горностаев и белок».

В некоторых частях Руси торговля за меховые шкурки продолжалась и в XV веке, параллельно с монетами, об этом говорят купчие акты Двины.

То есть товар — белка — товар.

О таких русских «кожаных деньгах» даже стихи написаны, притом автор этих строк совсем не славянин.

Низами Гянджеви в поэме «Искендер-намэ» рассказал об этом явлении так:

Цену меха узнав, царь промолвил: «На что же
Служат шкуры вон те, знать хотел бы я тоже?»
Соболиных и беличьих множеств шкур
Царь узрел; был их цвет неприветливо бур.
Все облезли они, лет казалось им двести,
Но на лучшем они были сложены месте.
Шах взирал в удивленье: на что же, на что ж
Столько вытертых шкур и морщинистых кож?
«Неужели они, — он спросил, — для ношенья,
Иль, быть может, все это — жилищ украшенья?»
Молвил рус: «Из потрепанных кож, государь,
Все рождается здесь, как рождалось и встарь;
Не смотри с удивленьем на шкуры сухие.
Это деньги, и деньги, о царь, неплохие.
Эта жалкая ветошь в ходу и ценна,
Самых мягких мехов драгоценней она».

Для нас важно одно — все это деньги, и деньги неплохие.

В нумизматические тонкости ударяться не будем, постараемся определить стоимость хотя бы примерно.

Как мы помним, киевский князь Вещий Олег совсем недавно обложил данью свой бывший город Новгород и обязал его ежегодно платить своим варягам 300 гривен.

Это не так много для одного большого города, но и не сказать, чтобы совсем мало.

«Вес серебряной киевской гривны XI—XIII вв. равен примерно 160 г».

Хотя «историк» Прозоров доводит до нас несколько иную информацию. «Гривна 200 г серебра. Конь 2 гривны. Боевая морская ладья с набойными бортами — 4».

Вот и считайте, сколько затребовал зарплату для своей дружины Олег.

Из летописей видно, что гривна на тот момент была самой крупной денежной единицей.

Ее более мелкими фракциями были ногата, куна, резана и веверица (иногда ее называли векшей).

Чтобы облегчить восприятие, воспользуемся той информацией, что предоставил нам Б.А. Романов (История культуры древней Руси, т. I, гл. 9. М.—Л., 1951, с. 372, 390): «В науке не существует разногласий по вопросу о соотношении... мелких денежных единиц с гривной. Для Краткой Правды XI в. это соотношение таково: 1 гривна = 20 ногатам = 25 кунам = 50 резанам».

Для сравнения воспользуемся еще одной цитатой: «В XI веке 1 гривна = 20 ногатам = 25 кунам = 50 резанам = 150 веверицам (векшам).

Векша (белка, веверица) — самая мелкая денежная единица Древней Руси IX—XIII веков. Впервые упоминается в «Повести временных лет», встречается упоминание и в Русской правде. Равнялась 1/6 куны. Серебряная векша весила около 1/3 грамма.

В реальном денежном обращении 2 векши равнялись западноевропейскому денарию».

Раз на одну гривну можно было купить вола, значит, варягам раз в году собирали целое стадо. Если все это перенести на девок, как предпочитает Лев Рудольфович Прозоров, то сколько их можно было на эти деньги купить в удачный год на Руси, можете посчитать сами. Это не так и трудно. Цены на девиц можно взять все из того же «Слова о полку...»:

«Если б ты привел на помощь рати,
Чтоб врага не выпустить из рук, —
Продавали б девок по ногате,
А рабов — по резани на круг».

Это певец «Слова...» обращается не к кому иному, как к Всеволоду Большое Гнездо.

Так что торговлей девками и славяне не брезговали, и Олег альтруистом не был.

От крупных купюр сразу перейдем к самым мелким. Векша и веверица — это не опечатка летописца, как нас хочет уверовать господин-товарищ Прозоров. Это действительно самая мелкая разменная монета, бывшая в обиходе.

Серебра, как вы помните, на всех не хватало, а долг можно было отдать и меховыми шкурками по курсу. Д.С. Лихачев, адаптировавший для современного читателя «Повесть временных лет», касаясь момента о взимании дани, белку с девицей, в отличие от «ведущего историка языческой Руси», не перепутал. Дмитрий Сергеевич был действительно специалист высочайшего уровня, и не Прозорову с ним тягаться. Мех белки в те времена ценился совсем недорого, выражение «ни векши» означало не получить практически ничего, даже такой мелочи. Возможно, он даже хотел приравнять шкурку к монете, привести понятный аналог.

Соответственно, одна шкурка (векша) стоит 0,15 грамма серебра.

Столько славянские племена платили дань хазарам. Надеемся, вы помните. Эту же дань Олег им и оставил, по крайней мере тем, кто прежде находился под властью каганата. У Татищева так и указано: «И они дали Олегу по шлягу от плуга, как и казарам давали». Где же тут облегчение?

Увеличить им сумму оплаты он просто не мог, по политическим соображениям. Это сразу бы вызвало явное недовольство и, возможно, послужило бы сразу мотивом для сопротивления. Олег был совсем не глуп. Он знал, где и кому можно добавить, а где лучше обождать. А вот уменьшить — так тут бы уже жаба задушила.

Домовитый он был, хозяйственный.

Вот с древлянами все как раз вышло иначе.

И если с «белой веверицей» мы разобрались и денежный аналог ей нашли, то теперь подошло время найти точно такой же для «черной куны», которой платили дань Олегу древляне с 883 года. Большинство историков здесь остановилось на «черной кунице».

Казалось бы, здесь все совсем просто, однако есть нюанс.

Самым ценным из мехов на то время считался мех соболя. Вот он-то из-за более темного цвета и назывался «черной куной», а впоследствии — «ногатой» и ценился в 2,5 раза дороже меха обычной куницы (куны).

Мало того, на денежных единицах современной Хорватии — кунах — изображена куница.

В предыдущей книге мы приводили небольшой обзор, в котором сравнивали ценность шкурки белки и черной куницы. Понятно, что мех куницы был в разы дороже. Если же под «черной куной» подразумевался соболь, то разница увеличивается еще многократно.

Вы думаете, к чему мы клоним? Ответ прост.

Вещий Олег — Освободитель обложил «легкой данью» славянские племена, живущие долго под властью хазар, только потому, что побоялся увеличить привычную дань, поскольку это грозило бы борьбой, войной, а возможно, и катастрофой. Киевскому князю сейчас этого было не нужно. Славяне просто поменяли одну крышу на другую с сохранением таксы, а Олег приближался к заветным торговым путям. Готовил плацдарм для нового броска.

Древлянам повезло меньше, они не платили никому, на них Олег отыгрался по полной программе. Не пощадил, не пожалел. Вот тебе и Освободитель, вот тебе и братья славяне.

Вот тут уже все понятно и наглядно — куна равна сребренику, она же равна дирхему. Один сребреник был весом 3,2 грамма серебра, но при этом равен дирхему весом 2,73 грамма серебра.

Благодаря нехитрым математическим действиям мы легко приходим к выводу, что древлян Олег заставил платить дань приблизительно в десять раз больше, чем славянские племена до этого платили Хазарскому каганату. Вот это государственный подход.

Правильно! За свободу надо платить!

Для подведения итогов так и просится сама собой одна из вычурных фраз Л.Н. Гумилева: «Но древние славяно-русы в X в., в отличие от иных народностей, были пассионарным этносом. Надлом, т. е. переход из акматической фазы в инерционную, связанный с варяжской узурпацией, унес много жертв и принес немало позора, но не полностью уничтожил пассионарный генофонд в стране».

Генофонд удалось сохранить!!! Вот что главное!

Пока Олег успешно воевал с «хазарами», освобождая одно за другим славянские племена, хазары искали поддержку против печенегов и болгар, которые донимали их еще сильнее.

Десять долгих лет настырные печенеги не давали житья хазарам, донимая их как могли и привлекая на себя все внимание хазарских владык.

А вскоре правящую элиту каганата постигла еще одна серьезная неудача.

В 893 году хазарская верхушка заключила союз с мадьярами и греками против печенегов и болгар. Хазарский царь послал морем в Византию войско для войны с болгарами. Греко-хазарское войско было разбито болгарами, которые с особой жестокостью обошлись с хазарскими пленниками — им перед разменом отрезали носы (Л. Гумилев).

Вот так, а поэтому вплоть до 909—910 годов хазарам было не до Олега и Киевского государства.

Добавим в подтверждение наших слов немного археологии: «В VIII в. погребальные памятники хазарских дружин не «заходили» на территорию будущей Русской земли: реально освоили эту землю именно русские дружинники, судя по материалам некрополей».

Итак, камерные гробницы «отмечают» присутствие русской дружины в узловых пунктах Русской земли, там, где пересекались племенные границы и интересы различных племен и правящего слоя Русского государства. Не случайно за пределами «Русской земли» в узком смысле ближайшие камерные гробницы обнаружены под древлянским Искоростенем, покоренным Ольгой после древлянского восстания и убийства Игоря (945—946 гг.), и на Волыни в Плеснеске (Подгорцы), в области, вошедшей в состав Русского государства после похода Владимира Святославича «на ляхов» (981 г.).

Распространение камерных гробниц в Среднем Поднепровье не только подтверждает в целом реконструированные Насоновым границы «Русской земли» в узком смысле, но и позволяет (вслед за тем же исследователем) детализировать историю подчинения славянских племен Русскому государству. Насонов отмечал, в частности, что Русская земля включала не всю территорию радимичей. Действительно, радимичи не были названы среди данников Руси Константином Багрянородным: согласно летописи, они были подчинены при Владимире Святославиче в 984 г. после битвы на р. Пищане, за пределами Русской земли.

Значит, и Олег мог брать дань только с части радимичей, оказавшихся в пределах Русской земли, отмеченных, в частности, позднейшими дружинными курганами в Левенках и Кветуни на Десне; на прочей радимичской территории нет дружинных древностей X в. Возможно, сходная ситуация имела место и на западной границе Русской земли, в Погорынье у волынян: Константин Багрянородный упоминает среди данников Руси загадочное племя лендзян, само название и область расселения которых свидетельствуют о близости их к ляхам и позволяют отождествить их с волынянами» (Петрухин).

В силу того, что хазары прямой конфликт не провоцировали, а Олег добился максимально на данный момент возможного, наступил период временного мирного сосуществования между двумя державами. Каждый был занят делами насущными. Теми, что касались их в большей степени. Хазары, к примеру, выясняли отношения со степняками.

У Олега в этот период дел тоже было невпроворот.

Сначала ему пришлось разбираться с венграми, которые кочевали в поисках лучших мест и уже докочевали почти до самого Киева. Такие безземельные народы, которым вдобавок нечего терять, могут наделать много бед народам оседлым. Но эта угроза от земель полян была отведена. Видимо, Олег сумел объяснить их вождям, что для венгров здесь места не сильно пригодны, и показал пальцем, в каком направлении им следует двигаться дальше. А также по большому секрету поведал, где среда обитания более пригодна. А чтобы венграм кочевалось в эту землю обетованную веселее, он даже заплатил им откуп, не желая выводить свои полки на бой. Так говорит «Повесть временных лет».

После этого угры-мадьяры (венгры) спокойно перебрались через Карпаты и ушли в Паннонию. Так Паннония стала Венгрией.

Деликатно разобравшись с венграми, Олег занялся устройством семейного уклада.

В год 6411 (903). Когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу («Повесть временных лет»).

Судя по всему, Игорь, наконец, дозрел до возраста, в котором можно жениться. И обзаводиться семьей. Этим браком Олег укреплял свои позиции и надежно пристраивал свою дочь. Когда дома порядок был наведен, киевский князь решил замахнуться на дело большое и нужное — затеять поход на Византию. Пришла пора поставить греческих базилевсов на место и напомнить им о крепости русских мечей и доблести киевских богатырей.

На Византию Олег пошел один. Игоря с собой не взял, видно посчитав, что для женитьбы тот дорос, а для серьезного военного похода еще нет. Что и засвидетельствовано летописью: «В лето 6415 иде Олег на Греки, а Игоря остави в Киеве» (Пискаревский летописец). О том, как и чем закончился поход и как Олег прибивал свой щит на цареградские ворота, сказано и спето достаточно.

Нашей темы этот подвиг мало касается. Напомним только. В договоре с греками Игорь не указан и даже не упомянут вообще никак, а это значит одно — на данный момент он к управлению государством не имеет никакого отношения. Так что Олег никакой не дядька-опекун, а полноправный владыка. Скорее всего, Игорь на данный момент даже не рассматривается как преемник княжеской власти.

Одним словом, год закончился удачно. В отличие от хазарского каганата, который сжимался, как шагреневая кожа, Русское государство расширяло свои границы благодаря неустанной деятельности Вещего Олега.

К этому моменту в «Повести временных лет» появляется интересная вставка: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий — славянский».

И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами.

Но это в Киеве, а Хазарии до этого стабильного состояния было еще довольно далеко.

Сейчас хазарам нужны были все наличные войска, и неважно, что для этого нужно было сделать, договориться с кем-то или просто купить мечи наемников.

Второй вариант для Хазарии был проще.

На Руси, в отличие от Хазарии, все было спокойно.

Долгожданный мир наступил, но для настоящего воина сидеть на одном месте было тоской смертной. Ни тебе подвигов, ни тебе славы и почета, ни тебе добычи, ни злата, ни серебра, даже шкурки и то только в день зарплаты.

С Византией война была закончена, а взаимовыгодный мир подписан. Пускай и на некоторое время, но путь туда был заказан, да и подготовки такой поход требовал великой, а отношения между двумя державами пока вроде как складывались.

Тогда взгляд Олега вновь упал на своего восточного соседа. Хазары. Пока они только теряли. Так почему бы и не воспользоваться моментом. Дорога на Каспий уже была протоптана и до этого, а для лихих русских ватаг только в радость было потрепать вновь и мусульман, и хазар, и иудеев. Заодно это была своеобразная проверка боем. Чтобы мечи не затупились. Вскоре главное направление завоеваний киевского князя могло сместиться именно в сторону Востока, а значит, и в сторону Хазарии, к тому же немало еще славянских племен осталось «не освобожденными» от тирании каганата.

И пошли набеги русов на берега Хазарского моря один за другим, один за другим.

Такое постоянство не может не нервировать.

Тем более что каган Хазарии видел — Олег подписал мир с одним из его бывших союзников, который теперь стал супротивником, и нападать на Византию не будет. Соответственно, в поле зрения для добычи славы и богатства остаются только они и мусульмане. Но пока достается только им. А русы — это не печенеги, от них так просто не откупишься. В привычку войдет щипать каганат, так уже ничем это беспокойное племя не отвадишь. Да и сил сколько на это потребуется. И получалось, что теперь Русь напрямую стала угрожать безопасности каганата.

Подробнее о походах русов на Каспий мы расскажем в следующей главе.

Сейчас мы касаемся этой причины только потому, что самый большой из этих походов некоторые историки приписывают самому Олегу.

Существует даже такое мнение, что «...поход 913 г. был самым крупным разбойничьим набегом варягов на мусульман». Правда, закончился он трагически, скажем мы, забегая немного вперед. Имя русского предводителя в сообщении не названо, и в русских летописях данный поход не упомянут. Но тем не менее некоторые исследователи считают, что погибший во время этого набега предводитель русов был Вещий Олег, князь киевский, который неизвестно зачем ввязался в эту авантюру.

Однако вряд ли это может серьезно рассматриваться даже как теория.

Во-первых, Олег совсем недавно продлил договор с Византией, от которого он и так имел солидную материальную выгоду. Кидаться лично на другой конец земли во главе одной лишь дружины для князя смысла не имело. Да и Вещий к этому моменту был уже не мальчик. Идя в любой поход, он основательно готовился и ставил под ружье все соседние и подвластные ему народы. Даже если это был лишь захват Смоленска. А тут? Куда девалась вся основательность?

Во-вторых, именно в русских летописях этот поход не указан, потому как князь в нем не участвовал, а значит, ничего особо интересного для летописца не нашлось. Ну, допустим, упустил чернец, просмотрел, не зафиксировал, и такое бывает. Но арабские-то летописи все отразили. Все, кроме одного. Имени самого предводителя. Если бы это был Великий князь киевский, глава всей Руси, можете не сомневаться, это прогремело бы во всех документах. Не каждый раз удается убить главу другого государства. Для тех же хазар это был бы только дополнительный повод для гордости. А мусульманские гвардейцы долго бы еще похвалялись княжеской головой, как одним из самых дорогих трофеев. Тут бы и русские летописи не прошли мимо, ведь зафиксировали они подробности убийства Святослава. Даже про череп его рассказали. А тут — молчок. Значит, никакого Олега там не было и быть не могло.

«М.И. Артамонов полагает, что этот поход был организован «на свой риск и страх варяжско-русской дружиной, нанятой для войны с Византией и отпущенной киевским князем после того, как надобность в ней миновала» (Л. Гумилев).

Вполне допустимый вариант.

О том, что на Руси при Олеге и Игоре было несколько князей «архонтов», свидетельствует и текст договора 911 года, и сведения, сообщаемые Константином Багрянородным.

«По случаю договора Олегова и здесь сказывает по разным градам подвластных князей многих; по истории же хотя точно мест и имен не упоминает, или имена князей между посольскими так смешаны, что разобрать не можно, но по следствию видимо, что во всех подданных народах, как например у древлян, кривичей, Тмутаракань, вятичей, еми, мери, Турове и пр. были собственные князи, как например по случаям древлянского Мала, полоцкого Рохволда, туровского Тура упоминает, а прочие в забвении оставлены. Другое, в сих послах многие варяги были, как например Стер, или Стор, Свен, Шигоберн и пр., которые и до сих пор у шведов употребляемы. А славянских мало имен, потому что варяги более в знати были» (Татищев).

«А.А. Шахматов давно объяснил происхождение ошибки в датах НПЛ (Новгородской I летописи), магия совпадений не дает покоя некоторым исследователям и заставляет их игнорировать прямые указания источников» (Петрухин).

Вот это точно подмечено. Магия совпадений. А «некоторым исследователям» лишь бы открытие совершить. Чаще всего именно так и рождаются популярные теории, открывающие нам глаза на жизнь и деяния наших предков. Порой из них даже делается История.

«После первых побед Олега в 883—885 гг. успех покинул варяжского узурпатора. В каспийском походе варяго-русское войско выглядит неполноправным союзником Хазарии. И предательство, допущенное царем Вениамином, осталось безнаказанным. Поводы для восхваления «вещего» Олега меркнут. Это подметил еще С.М. Соловьев, хотя он и не располагал сведениями, ныне вошедшими в арсенал науки. Олег рассматривается им не как храбрый воитель, а как хитрый политик и сборщик дани с беззащитных славянских племен. Так оно и было. И в наследство Игорю, если летописная хронология верна, он оставил не могучее государство, а зону влияния Хазарского каганата».

Таково мнение Л.Н. Гумилева.

Доля истины в его словах есть, это нужно признать. Но лишь малая это доля.

Олег никогда бы не выступил как чей-то неполноправный союзник. Это он-то, человек, прибивший щит к воротам Царьграда! И некоторые историки, возможно, справедливо считают, что это было актом того, что с этого момента он берет город под свою защиту. Неважно, что за откуп сие делает. Неважно, что за плату. Важно иное: Олег мог себе это позволить. И ни Вениамину, ни Иосифу, никакому иному Песаху такое не могло даже присниться. И государство Игорю Вещий оставил действительно могучее и грозное, а не чью-то зону влияния. Он оставил Игорю Русь!!! Хотя, возможно, и не без боя.

Польский историк XVIII века Х.Ф. Фризе выдвигал версию, что у Вещего Олега был сын, Олег Моравский, который после смерти отца был вынужден покинуть Русь в результате борьбы с князем Игорем. Возможно, что, получив повзрослевшего и самостоятельного наследника, клан Игоря решил совершить переворот и изгнать князя-руса обратно туда, откуда он и пришел. Эта борьба за власть и послужила сигналом для остальных славянских племен. Вероятно, они рассчитывали, что, пока идут в Киеве внутренние разборки, на них не хватит ни времени, ни сил. Но даже в этом случае правители славянских земель ошибались. Русь все больше стремилась вести имперскую политику, и с этой дороги ее уже было не свернуть.

Родственник же «Рюриковичей» Олег Моравский стал последним князем Моравии в 940 году, согласно сочинениям польских и чешских писателей XVI—XVII веков, однако его родственная связь с Вещим Олегом является лишь предположением Фризе. Никаких иных доказательств этому мы не имеем. Если же это действительно так, то это только подтверждает нашу теорию о борьбе за власть в Киеве двух кланов.

Что случилось с Вещим Олегом, до конца не ясно. Гадать мы не будем. Остановимся на том, что у нас есть сейчас. Возможно, эта тема станет предметом для какой-то из будущих книг.

Время его смерти и причины ее русские летописи датируют по-разному: «Повесть временных лет» — 912-м, а Новгородская первая летопись младшего извода — 922 годом. По одним сведениям, Олег был похоронен в Киеве на горе Щековице, по другим — в Ладоге. «И прозваша и Олга вещии; и бяху людие погани и невегласи. Иде Олегъ к Новугороду, и оттуда в Ладогу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре; есть могыла его в Ладозе» (Новгородская I летопись младшего извода).

Историк А.А. Шахматов отметил, что 912 год является также годом смерти византийского императора Льва VI — антагониста Олега. Возможно, летописец, знавший, что Олег и Лев были современниками, приурочил окончание их правлений к одной и той же дате.

Разница в датах составляет целых десять лет!

Учитывая к тому же, что новгородская традиция относит смерть Олега к 922 году (см. выше), дата 912 становится еще более сомнительной. Продолжительность княжения Олега и Игоря составляет по 33 года, что вызывает подозрение в былинном источнике этих сведений.

Опять же, вариации, вариации, вариации...

Разногласий много, о смерти героя историки спорят и по сей день.

«Эти разногласия летописцев дали основания ученым утверждать, что на Руси имелось два (а быть может, и больше) крупных полководца и государственных деятеля, носивших имя Олег» (О. Рапов).

Это еще одна довольно популярная последнее время версия, что Олег был не один, а было их целых два. Просто второй не упоминался, а имена были одинаковые, а возможно, второй был вообще Олег Олегович. Сын первого Олега Вещего.

В общем, с ума сойти можно. Тут на страницы так и просится цитата из легендарного фильма и не менее легендарной пьесы про «Ивана Васильевича»:

Якин. Позвольте! В наши дни, в Москве!.. Нет, это... Он же умер!

Иоанн. Кто умер?

Якин. Я... я не про вас это говорю... это другой, который умер... который... Доктора мне!.. Я, кажется, сошел с ума...

Этот случай выглядит похожим.

Долго с этим открытием мы разбираться не будем. Скажем сразу, не тратя время, что все это ерунда, притянутая за уши и рожденная в воспаленном воображении. Она даже не стоит серьезного разбора. Каждый хочет открыть сокровенную тайну, особенно там, где никакой тайны и вовсе нет.

Летописи, они, конечно, опора довольно шаткая. Они могут что-то выпустить, переиначить в угоду тому или иному политическому деятелю, дать свою интерпретацию событию, причем не всегда правильную. Это все допустимо. Это все бывало. Но никогда не бывало одного. Правители, какие бы они ни были и сколько бы они ни правили, из русских летописных свитков не выпадали ни-ко-гда! Тем более из всех сводов разом. Такого быть просто не могло. Летописцы, чтобы была возможность князей различать, даже давали им задним числом, уже после смерти, прозвища. Иногда совсем не те, что их герои имели при жизни.

Так что второй Олег — это чистейшей воды вымысел. Если вы верите в такие чудеса, то читайте лучше сказки, например русские народные, они хотя бы написаны лучше. Из них же вы узнаете, как Вольга, он же, видимо, Олег, уж не знаю, первый или второй, обращался в сокола. Почему нет? Это ведь тоже материал для исследования.