Счетчики




Яндекс.Метрика



Русы — этническое ядро и господствующий слой

Русы пришли в лесостепь между Доном и Днепром еще в конце VI—VII вв. И практически сразу им пришлось устанавливать отношения как с уже местным населением — славянами пеньковской культуры, так и с другими пришельцами — праболгарами и асами. В конечном итоге в становлении Русского каганата приняли участие все эти народы, и роль их была неодинаковой.

Палеографические материалы рунических надписей на степной территории салтовской культуры «в узком смысле» свидетельствуют о существовании там особого диалекта средневекового осетинского языка — «смеси дигорского с иронским» при насыщенности системы письма буквами сиро-несторианского хабита, то есть использовавшимися одним из на — правлений восточного христианства, а именно несторианства.

В I тысячелетии н. э. в христианстве существовало больше течений, чем мы представляем обычно. И вовсе не римское и византийское христианство были самыми популярными. Например, большинство варварских народов Европы (готы, руги и др.) исповедовали осужденное на Вселенском соборе в Никее в 325 г. арианство, согласно которому Иисус Христос не равен Богу-Отцу, а лишь подобен Ему. Дело в том, что за теологическими спорами и различиями в обрядах скрывались социальные, политические, этнические противоречия и особенности. Во II в. н. э. выделилась Сирийская церковь, а в V в., после ожесточенных споров о сущности Христа, она окончательно отделилась от Константинопольского патриархата. На IV Вселенском соборе в Халкидоне в 451 г. был принят православный догмат о неслиянности и нераздельности божественной и человеческой природ Христа, о сохранении их особенностей при совмещении в едином лице. Восточная Сирийская церковь считала, что эти природы раздельны, а Иисус не Бог и не Богочеловек, а лишь человек, ставший обителью божества. Одним из влиятельнейших сторонников этого учения был константинопольский патриарх Несторий (ум. в 451 г.), осужденный как еретик на III Вселенском соборе в Эфесе в 431 г. По его имени учение получило название несторианства. Еще со II в. проповедь Сирийской церкви стала быстро распространяться — сначала в стремившихся к отделению восточных провинциях Римской империи, потом — проникнув в Сасанидский Иран, владевший частью традиционно сирийских земель, и далее в Среднюю Азию. А Северное Приаралье в это время населяли родственные русам племена асов, на рубеже нашей эры создавшие государство Яньцай (в транскрипции китайских хроник). Асский этнос сформировался в результате ассимиляции аланами Приаралья кочевавших там сарматских племен1. И когда в Туран пришли гунны, часть асов, исповедовавших сирийское христианство, была увлечена в поход с кочевниками.

Г.Ф. Турчанинов резонно связывает сиро-несторианские письмена на аланском языке с приаральскими асами, пришедшими вместе с гуннскими ордами. По всей вероятности, они принесли в Восточную Европу, как в степь, так и на Северный Кавказ, самоназвание ас2. Их краниологические серии характеризуются как брахикранностью, так и долихокранностью, погребальный обряд — захоронением в грунтовых ямах, керамический материал — котлами с внутренними ручками и юртообразными жилищами3. Интересно, что все перечисленные особенности считаются праболгарскими. Конечно, это неверно. Асы и праболгары — разные народы, один из которых говорил на тюркском языке, другой — на иранском. Но к тому времени, когда асы и праболгары встретились с русами, их общение между собой уже было весьма долгим.

Судя по истокам степного варианта лощеной салтово-маяцкой керамики и его повсеместному распространению в Подонье и Приазовье уже к началу VIII в., первые контакты асов с праболгарами относятся ко временам Великой Болгарии в Предкавказье и Приазовье. Уже тогда начался процесс взаимной ассимиляции степных сармато-алан и протоболгар, ибо когда они появились в Подонье после распада Великой Болгарии в середине VII в., различия между двумя этносами уже были незначительными, даже обряд погребения стал сходным. Разница фиксируется на уровне антропологии. Четко различаются краниологические серии Зливкинского могильника и Правобережного Цимлянского городища. В Зливках монголоидная примесь растворена в европеидной расе и отражает более раннее смешение, произошедшее за пределами Восточной Европы. У защитников Правобережной крепости монголоидная примесь более поздняя, близкая ко времени гибели городища. Европеидный тип с развалин Правобережного городища очень близок поздним сарматам Подонья и Волгоградского Поволжья, из чего можно сделать вывод о местных корнях воинов крепости. Исследователь цимлянских черепов В.В. Гинзбург также отмечает наличие у них экваториальной примеси, что говорит о среднеазиатском происхождении4. То же наблюдается и в Нетайловском могильнике около Верхнесалтовского городища на Северском Донце. Поэтому самый крупный в салтовской культуре ямный могильник тоже принадлежал не болгарам, а асам. Эти факты согласуются с лингвистическими данными, полученными Г.Ф. Турчаниновым.

К тому же если обратиться к памятникам Северного Кавказа II—V вв., то можно найти там ряд ямных погребений с такой характерной сарматской чертой, как деформация черепа. Интересно, что ямные погребения встречаются и в катакомбных рухских могильниках близ Кисловодска5. Причем сарматы принимали очень активное участие в передвижениях праболгар, в том числе и в Европу. Балкано-дунайская культура Дунайской Болгарии, которую ученые связывают с болгарами-тюрками, сложилась во многом на сарматской основе. Сходные с ними краниологические серии происходят из болгарского комплекса Плиски на Дунае. То есть асы составляли значительную часть населения Великой Болгарии и после ее распада расселялись вместе с болгарами. С VII в. часть асов поселилась в Нижнем Поднепровье — в Надпорожье. Там зафиксированы типичные погребения в грунтовых ямах (антропологические данные не опубликованы), керамические серии из которых наиболее сходны с канцерскими6.

На границе степи и лесостепи Подонья кочевники, изрядно потрепанные во внутренних распрях после смерти хана Курбата и борьбы с хазарами, обнаружили генетически родственный их части уже оседлый племенной союз со своеобразной сложившейся культурой, с весьма развитой экономикой и торговыми связями (существование торгового пути от Северного Кавказа до верховьев Донца в VI—VIII вв. отчетливо фиксируется предметами восточного импорта).

Возможно, асские генеалогические предания сохранили память о «светлых», «царственных» аланах. Как бы то ни было, встреченное ими население, несмотря на занятия оседлым земледелием и скотоводством, было крайне военизированным. Приобретенные за долгие века военное искусство и торговые связи оставались на первом месте. Такими видели русов и арабо-персидские географы школы Джайхани. Они писали о «Соломоновых мечах» русов, об обычае отдавать имущество дочери, чтобы сын добыл себе достояние мечом.

Исследование могильников лесостепной зоны салтовской культуры подтверждает эти сообщения: в среднем около 25—30 процентов в ранней части захоронений составляют богатые парные погребения молодых воинов и их наложниц, распространены кенотафы в память о воинах, погибших вдали от родных мест; без оружия хоронили лишь глубоких стариков7. Причем был распространен «посмертный брак», описанный у восточных авторов:

«...В могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и она умирает в заключении...»

В качестве посмертной жены выбирали, как правило, юную женщину, почти девочку (сам покойный мог быть уже в летах). Вероятно, это была не главная жена, а последняя, взятая в дом. Если это была не супруга, а просто рабыня, ее «выдавали замуж» за умершего, о чем свидетельствует посыпанный углями пол катакомбной камеры. Впрочем, не всегда женщины в парных погребениях моложе мужчин. С.А. Плетнева в Дмитриевском могильнике зафиксировала такой случай: взрослая женщина погребена с юношей, причем брак был «посмертный»8. Что это значит — выясним чуть позже.

О глубоком социальном расслоении русского общества свидетельствуют обряд погребения и состав инвентаря. Г.Е. Афанасьев на материале Верхнесалтовского и Дмитриевского могильников выделяет такие социальные группы: предводители («высший командный состав»), старшие и младшие дружинники, простые солдаты9. С.А. Плетнева выделяет также пожилых семейных воинов, участвовавших в походах лишь в крайних случаях10. Социальная структура русского общества, определяемая по могильникам, была неодинакова на разных поселениях.

Наибольшая дифференциация отмечена в крупнейшем катакомбном могильнике — Верхнесалтовском. Мужские погребения различны по инвентарю: если в одних основной компонент — элементы конской сбруи и упряжи, а также сабли, для других характерны топоры и элементы поясного набора, а в третьих — либо наконечники стрел, либо полное отсутствие инвентаря11. Кроме того, катакомбы представителей верхушки общества были несравненно больше по размерам.

Другой исследователь социальной лестницы салтовцев, В.К. Михеев выделяет три большие страты: бедняки, земледельцы-ремесленники (то есть простые общинники, при необходимости участвовавшие в военных действиях), профессиональные воины-аристократы — «дружина»12. Примерно ту же стратификацию показывает и Г.Е. Афанасьев.

В Дмитриевском могильнике третья, безынвентарная группа отсутствует, что говорит о меньшем социальном расслоении. Если в Дмитриевском комплексе к высшей страте относилось около 20 процентов из раскопанных погребений, то в Верхнесалтовском — около 6 процентов, однако инвентарь этих катакомб значительно богаче, чем дмитриевских. Столь заметная дифференциация в Верхнем Салтове естественна: ведь этот город был центром Салтовской земли, столицей Русского раннего государства. И как в любой столице, и положительные, и отрицательные черты общественного прогресса проявлялись там ярче и отчетливей.

В целом подобная структура общества характерна для «варварских государств», когда большинство свободных членов общества уже отстранено от фактического управления, четко выделяется верхний слой, но насилия и легализованного принуждения еще нет (за исключением полукастовых структур).

Источники фиксируют у русов матрилинейность, то есть передачу наследства по женской линии. По сообщениям арабских географов, меч — это единственное, что доставалось сыновьям русов из отцовского богатства.

То есть имущество руса переходило его дочерям. Очевидно, женщина в русском обществе была наделена немалыми правами (если, конечно, она была «из рода русского» и свободной, а не рабыней). Эта черта позднего матриархата также подтверждается археологически. Нередки захоронения девушек 18—25 лет с полным набором оружия, иногда с конем — а такой чести удостаивались только знатные воины13. В более чем 30 процентах женских захоронений VIII — начала IX

в. присутствуют боевые топорики. Сам погребальный катакомбный обряд, как и инвентарь знатных воинов, полностью соответствует описанию похорон «знатного руса» у ученых школы Джайхани и в «Худуд аль-алам», что подмечено еще Д.Т. Березовцом14.

Во второй половине IX в. на наиболее престижных родовых участках уже не появляются новые захоронения. Очевидно, что-то заставило «знатных русов» уйти с насиженных мест.

Кроме того, материалы катакомбных могильников верховий Донца, Оскола и Среднего Дона дают информацию и о родоплеменной структуре общества русов. По наблюдению Г.Е. Афанасьева, в катакомбном погребальном обряде салтовской культуры отчетливо выделяются три традиции. Первая объединяет Верхнесалтовский и Ютановский комплексы, вторая — Дмитриевский и Нижнелубянский, к третьей относятся памятники Маяцкого могильника15. В Верхнем Салтове всех умерших клали вытянуто на спине, в одну могильную камеру помещали не более 1—2 человек, в ритуальной пище преобладала козлятина, баранина, говядина и яйца. Многие комплексы содержали поясные наборы, соответствующие «среднему классу». Сами погребальные камеры были просторными и длинными, как и ходы, ведущие к ним (дромосы). У дмитриевцев могилы были меньше, мужчин они хоронили вытянутыми на спине, а женщин — на боку, скорченными. В качестве ритуальной пищи они предпочитали конину и орехи, в могилу клали много сосудов. Среди дмитриевских русов было немало представителей высшей страты, которые в загробный мир уносили сабли, луки и стрелы. В Маяцком могильнике некоторые погребения похожи на салтовские, а иные — на дмитриевские, но высок процент женщин, захороненных на левом боку.

Три племенные группы древнейшего населения салтовской лесостепи прослеживаются и по антропологическим данным. Наиболее богатая, социально стратифицированная из них — Верхнесалтовско-Ютановская. Причем если Верхний Салтов был центром всей салтовской культуры, то Ютановская агломерация являлась центральным местом Приосколья. Троичная модель североиранского общества известна еще со скифских времен. Еще Геродот в V в. до н. э. записал скифскую этногенетическую легенду о трех сыновьях прародителя скифов Таргитая и трех золотых талисманах, упавших на землю с неба — плуге с ярмом, секире и чаше. Два старших сына, Липоксай и Арпоксай, не смогли дотронуться до предметов: как только они приближались, золото пылало огнем. Только младший, Колоксай, был допущен к талисманам и сумел дотронуться до них, потому что таинственное пламя при его приближении погасло. От этих братьев, по легенде, и произошли все скифские племена. Миф у скифов подкреплялся существованием священных предметов и обрядов, с ними связанных. По мнению известного французского исследователя эпоса и мифологии Ж. Дюмезиля, три предмета символизируют три общественные функции у индоиранцев (земледелец, жрец, воин) и находят параллели еще в древнем иранском предании — Авесте16.

Ж. Дюмезиль обращает внимание на три функциональных рода в Нартовском эпосе осетин. Каждый род отличался своими качествами: одни были богаты храбростью, другие скотом, а третьи — умом. В генеалогических преданиях современных осетин также популярен сюжет о трех родах. Эти факты могут объяснить возникновение рассказа о трех видах и трех городах русов в арабо-персидской географии IX в. — Арсанийи, Славийи и Куйабе.

Таким было русское общество к концу VIII в. И если применить к нашим данным теоретические разработки специалистов по первобытности, то можно определить стадию развития русов. Социальная стратификация оформляется на первом этапе политогенеза, то есть когда уже существуют надобщинные властные структуры. Для примера, эту стадию древние египтяне прошли в первой половине IV тысячелетия до н. э., и сразу за этим последовало оформление и борьба двух государств — Нижнего и Верхнего. В конце первого этапа общество должно разделяться на несколько страт: 1) лица высокого статуса (старейшины крепких родов, старейшины племен и жречество), 2) лица среднего статуса (все, имеющие собственное хозяйство — земледельцы и ремесленники, главы больших семей) и 3) и большинство — члены кланов, женатые, но не имеющие еще собственного хозяйства и живущие под властью pater familia, юноши и девушки, чужаки — «аутсайдеры» и т. д. Мы с уверенностью можем сказать, что русы эту стадию развития давно прошли. У доминирующего племени ко времени поселения в Подонье уже была малая семья, состоявшая из двух поколений — родителей и детей. Это видно по погребениям Верхнего Салтова: поэтому там и не хоронили в одной могиле много людей. Именно такая семья была экономической ячейкой русского общества. Среди них уже выделились профессиональные воины-дружинники (богатые погребения с саблями), высококвалифицированные ремесленники узкой специализации, а значит, уже в это время лесостепной вариант салтовской культуры должен быть объединен в протогосударство — вождество.

Примечания

1. Габуев Т.А. Ранняя история алан (по данным письменных источников). — Владикавказ, 1999. С. 124.

2. Турчанинов Г.Ф. Древние и средневековые памятники. С. 30.

3. Юртообразные жилища вообще не могут быть признаком, по которому можно определить этнос, поскольку они были характерны для всех переходящих к оседлой жизни кочевников Евразии и формы их крайне неустойчивы даже в рамках одного поселения.

4. Гинзбург В.В. Краниологические материалы из Правобережного Цимлянского городища // Материалы и исследования по археологии СССР. — № 109. С. 306—307.

5. Абрамова М.П. Ранние аланы. С. 29.

6. Шевцов М.Л. Погребения салтово-маяцкой культуры в Поднепровье // Древности Среднего Поднепровья. — Киев, 1981. С. 99.

7. Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. — М., 1989. С. 192—199.

8. Там же. С. 202.

9. Афанасьев Г.Е. Система социально-маркирующих предметов в мужских погребальных комплексах донских алан // Российская археология. — 1993. № 4. С. 140—142.

10. Плетнева С. А. От кочевий к городам. С. 83.

11. Афанасьев Г.Е. Донские аланы. С. 44—49.

12. Михеев В.К. Экономика и социальные отношения у населения салтово-маяцкой культуры Подонья-Приазовья (середина VIII — середина Х в.). — Автореферат диссертации... канд. ист. наук. — М., 1986. С. 21—26.

13. Плетнева С.А. Возможности выявления социально-экономических категорий по материалам погребальной обрядности // Российская археология. — 1993. — № 4. С. 15.

14. Березовець Д.Т. Про им'я носіів. С. 69.

15. Афанасьев Г.Е. Донские аланы. С. 91.

16. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. — М., 1977. С. 155—158.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница