Счетчики




Яндекс.Метрика



Наследие Русского каганата

Гораздо очевиднее большой пласт в культуре Древней Руси, вероятнее всего связанный именно с Русским каганатом. Во-первых, это древний объем Руси в древнерусских письменных источниках, очерчивающий лишь территорию славянских племен, входивших в состав Русского каганата, — волынцевскую культуру, а также титул «каган», применяемый митрополитом Иларионом к Владимиру Святому и Ярославу и автором «Слова о полку Игореве» — к Олегу Тмутараканскому.

Ученые давно обратили внимание, что в летописях существует «широкое» и «узкое» понятие Русской земли. Впервые понятие «Русская земля» упоминается в договоре Олега 911 г., правда, без указания территорий. По договору князя Игоря ясно, что «русская страна» — это Киев, Чернигов, Переяславль, а также что-то в Северо-Восточном Причерноморье. Мы уже говорили, что причерноморские русы были союзниками, а не вассалами киевского князя. Поэтому остаются только города Среднего Поднепровья. Хорошо видно, как век от века расширялась собственно Русская земля, включая новые территории. Но и в XII в. хорошо помнили, что в «узкий смысл» понятия «Русь» не входят Новгород и его земли, Ростово-Суздальская земля, Рязанская, Смоленская, Полоцкая, Владимиро-Волынская и Галичская территории, древляне, тиверцы, а также северные области радимичей и вятичей. В.В. Седов совершенно верно отождествил изначальную Русскую землю летописей с волынцевской культурой, носители ко — торой входили в Русский каганат.

Кроме того, это «знаки Рюриковичей», самые близкие аналогии которым находят археологи на территории лесостепного варианта салтовской культуры — земле Русского каганата.

Множество сюжетных совпадений отмечается в осетинских «Нартах» и русских былинах древнейшего Киевского цикла. Ж. Дюмезиль считает, что в ряде случаев необходимо говорить об общих истоках древнейших русских былин и осетинского эпоса1. Эти истоки — в туранских авестийских преданиях и иранской «Рустемиаде». Поразительные сходства между «Нартами» и былинами замечали еще в XIX в. фольклористы М. Халанский и В.Ф. Миллер.

Иногда совпадения банальны и относятся лишь к общему индоевропейскому прошлому славян и иранцев. Но иной раз действительно примечательны. Наиболее точные совпадения касаются Святогора и Ильи Муромца. Богатырь Святогор сопоставляется с великаном Мукарой из «Нартов». Напомним, что Святогор — повелитель и единственный житель неких «святых гор», наделенный неслыханной силой. Он настолько тяжел, что когда спускается на равнину, земля не выдерживает его, и он вынужден удалиться домой.

Однажды Святогор сталкивается с Ильей Муромцем. Они братаются и вместе отправляются в паломничество «по святым горам». По пути им встречается каменный гроб, и они решают примерить, кому он окажется впору. Первым ложится Илья, но гроб ему велик. Потом туда спускается Святогор. Гроб идеально подходит ему, но когда великан пробует встать, то ему не удается. Илья пытается помочь товарищу, но и ему не удается вытащить Святогора из глубокого гроба. Тогда великан просит Илью разбить скалу. Но всякий раз, когда богатырь ударяет по ней палицей, вокруг гроба появляется новый железный обруч. Хозяин «святых гор» чувствует, что ему конец, и просит названного брата наклониться, чтобы перед смертью передать ему свою силу. Илья отказывается: «Будет с меня силы, больший братец, не то земля на себе носить не станет». Великан отвечает: «Хорошо ты сделал, меньший брат, что не послушал моего последнего наказа: я бы дохнул на тебя мертвым духом, и ты бы лег мертв подле меня. А теперь прощай...» Тут Святогор передает Илье свой меч. В иных записях былины хозяин святых гор отдает Илье и свою жену. Великан Мукара в «Нартах» тоже властитель гор, подружившийся с богатырем — осетинским героем Созырыко. Мукара устраивает подобное состязание, только не опускается в каменную могилу, а ложится на дно моря, которое вдруг покрывается льдом и становится его гробом. Но в Нартовском эпосе великан все же дует на своего младшего товарища, который от этого не умирает, а оказывается жив и здоров, забирает меч, жену и сокровища Мукары. Жилище Святогора и его осетинского аналога — это, конечно, Кавказские горы. Ясно, что этот эпизод не мог быть заимствован русскими у осетин или наоборот: слишком много этнографических отличий при одинаковой в целом сюжетной линии. Причем отличия объяснимые. Черты же русского эпоса свидетельствуют, что его первоначальные создатели бывали на Кавказе и знают обычаи аланских племен. Каменный гроб, столь подробно описанный, — это типичные склепы аланских племен (русы Кавказа сооружали, как и салтовцы, земляные катакомбы, а аланы — скальные склепы).

В одной из былин того же цикла Святогор встречается с несомненно славянским персонажем — Микулой Селяниновичем. Но вот подробности встречи уходят корнями не в славянский мир. У Микулы, как известно, имелась чудесная переметная сума. Святогор хочет приподнять суму, но напрасно — только сам по колено уходит в землю. На вопрос удивленного богатыря, что же «в сумочке», Микула сообщает, что там «тяга земная». Совершенно аналогичная история рассказывается в осетинском эпическом цикле о Батразе.

Святогор не был русом: «Не езжал он на святую Русь, не носила его мать сыра-земля...» — отголоском звучит в онежских былинах это эпическое отражение ираноязычных соседей русов на Кавказе.

Любопытные параллели с иранским эпосом можно обнаружить в былинах об Илье Муромце. Например, Илья, переодетый нищим, встречается с очередным врагом Киева — Идолищем Поганым. Идолище его, разумеется, не узнает и просит рассказать о силе своего будущего противника — Ильи: «Он много ли хлеба есть-кушает? А и много ли пьет зелена вина?» Муромец отвечает: «Уж он хлеба-то ест по три калачика, а напиточек-то пьет по три рюмочки!» Идолище удивлено: «И его-то называют богатырем? Как я хлеба-то ем по три печи, а напиток-то пью по три ведра!» Такой же разговор состоялся и у нартовского богатыря Созырыко со злобным великаном Елтаганом.

Вообще истоки цикла об Илье Муромце даже не в североиранском фольклоре середины I тысячелетия н. э., а гораздо глубже. Это показывает сюжетное сходство древнерусского и иранского эпоса. Аналогами Ильи здесь являются богатырь Рустем и царевич Исфендиар. Типично «рустемовская» тема — это мотив поединка между отцом и сыном, незнакомыми друг с другом, и убийства одного другим. Оттуда же — чудовищная хищная птица, угрожающая герою посреди моря (Сизый Орел наших былин).

Есть и другие очевидные совпадения. Как известно, частым персонажем былин является Владимир Красное Солнышко, прототипами которого наши фольклористы считают Владимира Святого и Владимира Мономаха. В Повести временных лет Мономах представлен воплощением всех человеческих достоинств. О Владимире Святом один из летописцев, его современник, отзывается иронично, создавая образ гуляки и женолюба. Ничего похожего во многих древнейших былинах. Там Владимир труслив, малодушен, неблагодарен, деспотичен. Это явный самодур, смертельно завидующий успехам и талантам Ильи. Былинные богатыри величают его собакой, дурнем, а Соловей-Разбойник — еще и вором. Образ противоположен летописному настолько, что трудно подумать, что говорится это об одном лице. Об обоих Владимирах имеются отзывы иностранных, не всегда дружелюбных источников, которые бы с удовольствием живописали все указанные недостатки. Значит, от Владимиров в этих былинах только имя. Кто же прототип? В.Ф. Миллер обнаружил, что такие же отзывы сохранились в иранском эпосе о современнике Рустема царе Кейкаусе2.

Еще одно совпадение с осетинскими «Нартами». Там имеется поучительная история о смерти богатыря Батраза, слишком возгордившегося своими подвигами. Его осаждают, мучают налетающие в огромном количестве духи, и в результате он убивает себя. То же происходит в одной из русских былин с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем. Они тоже начали хвастать своими победами: «Подавай нам силу нездешнюю, мы и с тою силой справимся!» Нездешняя сила не заставила себя ждать и явилась в лице двух воинов-духов. После первой схватки духи не только остались живы, но и удвоились. Процесс «размножения» неземной силы в арифметической прогрессии продолжался до тех пор, пока богатыри не убежали в горы, где и превратились в камни.

По замечанию М. Халанского, «шелка шемаханские, седла черкасские» встречаются в былинах в связи с каждым героем3, хотя никакого отношения к быту Киевской Руси не имеют. Например, аналогии седлам древнерусских воинов прослеживаются в Венгрии, Польше, Чехии VIII—X вв., никаких «черкасских» седел не наблюдается.

В сказке о Еруслане Лазаревиче сохранен даже иранский именослов: Валазарь, царь Киркоус Киркозанович и т. д. Да и знаменитый эпизод, в котором Еруслан встречается с головой доброго великана, которая всячески ему помогает, популярен во многих осетинских сказаниях (там, кроме головы, фигурируют и другие останки богатырей).

Иранские имена в дружине киевских князей, а также особые типологические сходства в русском былинном эпосе и древних иранских и осетинских сказаниях выходят за рамки всемирных литературных параллелизмов и гидронимии южнорусских степей и лесостепей. Для того чтобы получить такое иранское наследство, нужно было очень тесно, вплоть до ассимиляции, контактировать с носителями культуры, причем не со скифами и сарматами, а позже, уже в раннем Средневековье.

Отдельная тема — иранские божества в язычестве Древней Руси. Они упомянуты летописцем под 980 г.:

«И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь...»4

Давно установлено, что собственно к язычеству славянских племен, входивших тогда в состав Руси, эти божества имели мало отношения. Владимир пытался унифицировать религию социальной верхушки, своих приближенных. Пантеон языческой реформы Владимира представлен, кроме божеств славян (Макошь) и имеющих кельтическую основу (Перун, Дажьбог), ираноязычными названиями богов с совпадающими функциями: например, Дажьбог, согласно иранисту В.И. Абаеву, «добрый бог» (первая часть — из кельтского), Хорс — тот же «добрый», «солнечный»5. Именно от его имени, как считают иранисты, произошло русское слово хорошо. Связан Хорс как бог Солнца с понятием круга: хоро, хоровод. Этот бог был достаточно известен и почитаем в Древней Руси, среди какой-то части населения. Он упоминается в «Слове о полку Игореве»:

Всеслав князь людем судяше,
Князем грады рядяше,
А сам в ночь влъком рыскаше
Из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя
Великому Хръсови влъком путь прерыскаше.

Речь идет о князе-волхве Всеславе Полоцком, который, по преданию, мог превращаться в волка. Хорс-Солнце пересекал утреннюю дорогу князя-оборотня. То есть автор «Слова.» в конце XII в. прекрасно помнил о роли этого божества. В различных церковных сочинениях, обличающих язычество, Хорс стоит вторым после Перуна, как и в пантеоне Владимира. Кто же поклонялся Хорсу, если Владимир ввел кроме него еще и Дажьбога, выполнявшего те же функции? За пределами Руси у других славян Хорс неизвестен. В старосербском зафиксировано собственное имя Хрьсь, но это имя, а не божество. Сербы в своей основе, как мы упоминали, тоже имели иранский субстрат. Они относятся к числу «антских» племен, покинувших Причерноморье в VI — начале VII в. Значит, если божество заимствовано восточными славянами у иранцев, то в VII—IX вв., то есть в составе Русского каганата.

Второй достоверно иранский бог — Симаргл. Еще в начале ХХ в. было установлено, что Симаргл соответствует священной собаке-птице иранской мифологии Сэнмурву. Там это был священный пес Ахурамазды, верховного божества иранцев. Сэнмурв являлся покровителем посевов и ростков6. В восточных и юго-восточных районах Руси в XI—XIII вв. Симаргл был хорошо известен и являлся частым персонажем прикладного искусства. В Суздале он даже изображен на церковных дверях. Симаргл также неведом другим славянам, кроме восточных. Причем и в Древней Руси весьма быстро забыли крылатого пса. Переписчики книг искажали слово, деля его на две части: почитают «Сима и Регла». Это значит, что заимствование произошло поздно, оставалось чуждым и не прижилось (у славян была своя богиня плодородия — Мокошь).

В «иранстве» подозревают и Стрибога, который тоже неизвестен южным и западным славянам. Он упоминается еще и в «Слове о полку Игореве», где ветры названы «Стрибожьими внуками», которые стрелами веют с моря.

То есть из шести богов Владимира три были божествами жителей Русского каганата. Причем значения этих божеств весьма плохо были знакомы древнерусским переписчикам и стали вовсе непонятны к XIII в. Значит, социальная верхушка конца Х в., во главе которой уже были выходцы, очевидно, с Балтики (отсюда первый бог — Перун), состояла во многом из потомков салтовских русов, ославяненных, но еще сохранивших память о своей культуре. Отсюда же и иранские сюжеты в дружинном былинном цикле, который был создан во времена Владимира.

Немало о наследии Русского каганата можно узнать и из лингвистики. В русском языке выделяются как иранизмы, объясняемые контактами праславян со скифо-сарматами еще в I тысячелетии до н. э., так и аланизмы, наблюдающиеся лишь в восточнославянских языках. Причем иранско-восточнославянские параллели — сравнительно поздние и односторонние, то есть у восточных славян видны заимствования из североиранских наречий, а, к примеру, в осетинском древнерусских слов нет. Это значит, что иранский этнос, с которым славяне Поднепровья контактировали, исчез с лица земли.

Известный иранист В.И. Абаев отметил, что в формировании южной части восточных славян должен быть североиранский субстрат (фонетика не заимствуется у соседей, а в данном случае произошла замена праславянского взрывного g в задненебный фрикативный g)7. То есть жители Киевщины должны были ассимилировать какие-то североиранские племена, которыми и были салтовские русы.

И сейчас в русском языке сохранились слова, напоминающие о русах Подонья. Таков этноним грузины (сами себя они называют «картвели»), он пришел именно от русов: в североиранских gurg — «волк», а название «грузины» возникло у рухс-алан Северного Кавказа от прозвища грузинского князя V в. Вахтанга Gurgasali — «волчья голова»8. Иранские корни имеют слова морда (иран. marda — «голова»), жрать, шамать, степь, сапог, штаны, хата. Название растения заря произошло от иранского слова, обозначающего «зелье». В русских деревнях употребляли глагол варзать в значении «делать что-либо плохо», тогда как в древнем иранском значении warz — «делать». В Вятке было в ходу слово бах («кляча»), а в осетинском баех — «лошадь»9.

Иранские корни имеет и фольклорный Вий, описанный у Н.В. Гоголя. Впервые божество Vayu зафиксировано в священном древнеиранском предании Авесте. У осетин Вий — это чудовищный бог смерти и мести, привратник загробного мира10.

К временам Русского каганата восходит и начало древнерусской денежно-весовой системы. Норма первоначальной русской куны — 2,7 г — точно совпадает с весом дирхема африканской чеканки, которые были в ходу на территории Русского каганата11. Название другой известной денежной единицы Древней Руси — ногата — прямо восходит к арабскому nakd — «полноценная наличная монета». Ногата составляла 1/20 гривны кун. Этот счет восходит к арабской монетной реформе халифа Абд аль-Малика, по которой за один золотой динар стали давать 20 дирхемов.

Летописная традиция ПВЛ, отражающая лишь точку зрения Мономаховичей, не упоминает о существовании ни Русского каганата, ни аланской Руси. Но возможно, память о ней хранили другие, южнорусские традиции, запечатленные в «сарматской» версии польских хроник и западнорусской литературе и отразившиеся в поздних летописных сводах и отдельных сказаниях. Но, к сожалению, обстоятельного исследования истоков уникальной информации польских хронистов до сих пор не существует.

Так открывается целый неисследованный пласт в русской и восточнославянской истории политики, языческой религии, культуре. Локализация Русского каганата, самого раннего государственного образования, имеющего отношение к имени «Русь», в области сармато-аланской салтовской культуры возвращает к поиску индоарийских и иранских истоков.

Примечания

1. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос. С. 81.

2. Миллер В.Ф. Экскурсы в область русского народного эпоса. — М., 1892. С. 12.

3. Халанский М. Великорусские былины Киевского цикла. — Варшава, 1885. С. 133.

4. Лаврентьевская летопись. Ст. 79.

5. Абаев В.И. Несколько замечаний к славянским этимологиям // Проблемы истории и диалектологии славянских языков. — М., 1971. С. 11—15.

6. Рыбаков Б.А. Русалии и бог Симаргл-Переплут // Советская археология. — 1967. № 2. С. 91—116.

7. Абаев В.И. О происхождении фонемы g (h) в славянском языке // Проблемы индоевропейского языкознания. — М., 1964. С. 115—121.

8. Абаев В.И. Несколько замечаний к славянским этимологиям // Проблемы истории и диалектологии славянских языков. — М., 1971. С. 11—15.

9. Добродомов И.Г. Об аланизмах в русском языке // Осетинская филология. — Вып. 2. — Орджоникидзе, 1981. С. 41.

10. Трубачев О.Н. Из славяно-иранских лексических отношений // Этимология. 1965. — Материалы и исследования по индоевропейским и другим языкам. — М., 1967. С. 39.

11. Янин В.Л. Денежно — весовые системы. С. 100.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница