Рекомендуем

https://www.fortnoks.net купить квартиру в болгарии. Куплю 1 или комнатную квартиру.

Счетчики




Яндекс.Метрика



6.1. Итоги

Сельское хозяйство. Анализ территории приселищных зон рассмотренных памятников показал наличие в них мест, удобных для земледелия. Эти участки имеют как общие, так и отличительные черты. Несомненной общей чертой всех составляющих приселищных зон является наличие в них пойменных участков, которые можно было использовать в различных целях. Считается, что такие земли удобно было использовать для земледелия, однако, учитывая высокое развитие животноводства (см. главу 5), вероятнее всего, эти участки были отведены для потребностей животноводства (прямо или косвенно). Такое использование аналогичных участков сохранилось и по сей день.

Два памятника из трех (Мохнач, Коробовы Хутора) в приселищной потенциальной зоне имеют (и имели в прошлом — см.: приложения 1 и 2) лесные участки. Следовательно, в начале освоения территории площади под посевы необходимо было расчистить от леса. Соответственно, на начальном этапе необходимостью было использование элементов подсечного земледелия; на следующей стадии освоения территории уже очищенные от леса площади использовались как обычные пахотные поля. Обитатели Верхнего Салтова изначально могли использовать пашенное земледелие.

Обращает на себя внимание еще одна особенность. Площади двух комплексов (Верхний Салтов, Коробовы Хутора) наталкивают на мысль о единовременном проживании там довольно большого количества людей1. Третий памятник (городище Мохнач) является центром, довольно плотно окруженным чаще всего небольшими селищами (родовыми поселками). Эти факты наталкивают на мысль о том, что для обеспечения населения земледельческой продукцией собственных площадей могло быть недостаточно.

На всех памятниках обнаружены детали орудий земледельческого труда, дающие представление обо всех процессах, связанных с земледелием. К ним относятся: (обработка почвы) наральники и чересла (первичная), мотыжки и, возможно, оковки от лопат (вторичная); серпы (уборка урожая) и косы (заготовка кормов для потребностей животноводства; возможно, уборка урожая); жернова и зернотерки (рис. 69).

Земледелие, орудия для обработки почвы представлены металлическими изделиями: наральниками типа I В 2 (Верхний Салтов — 2, городище Мохнач — 1) и череслами (Верхний Салтов — по словам бывшего директора Верхнесалтовского музея В.Г. Бородулина, было обнаружено 2 типично салтовских чересла; Коробовы Хутора — 1 обломок рабочей части). Наральники имеют следующие размеры (см): общая длина варьируется в пределах 25,5—30 (в среднем — 27,5), длина рабочей части — 18—21,5 (20,5), втулки — 6—8,4 (7,3); ширина втулки — 8,4—9 (8,6), лезвия в самой широкой части — 14,5—16,8 (15,7).

Чересла, невзирая на то, что целые формы не представлены в данной работе, благодаря описаниям и широчайшим аналогиям, могут быть причислены к черешковым2. В этом убеждают как давно известные находки [Михеев, 1985, с. 33—37, рис. 22], так и недавно обнародованные, происходящие из исследуемого нами региона [Квітковський, Пашкевич, Горбаненко, в печати, рис. 2, 2]. Размеры аналогичных чересел салтовской культуры колеблются в пределах (см): общая длина — 35—45, при длине рабочей части около 20, толщине черешка 2,5—4.

Рассматривая все возможные варианта орудий для первичной обработки почвы, следует начать с чисто умозрительного предположения об использовании цельнодеревянных пахотных орудий, не укрепленных железными деталями3. Учитывая наличие во всех рассмотренных случаях легко обрабатываемых участков возле поселений, исключать возможность использования таких орудий труда было бы неверно. Также на вероятность их существования и использования указывают археологические находки других эпох и этнографические материалы (см. главу 2).

Таким образом, можем предположить использование следующих типов цельнодеревянных орудий: прямогрядильных рал с ральником, не укрепленным железным наконечником, поставленным под углом около 45°; кривогрядильных рал с ральником, не укрепленным железным наконечником, поставленным горизонтально к земле.

Железные части пахотных орудий дают возможность предположить следующие формы. В случае, если наральник использовался самостоятельно, без чересла, это должно было быть кривогрядильное рало с ральником, укрепленным железным широколопастным наконечником, поставленным горизонтально к земле. Если же наральник использовался в комплексе с череслом, получается орудие плужного типа — кривогрядильное рало с ральником, укрепленным железным широколопастным наконечником, поставленным горизонтально к земле, череслом и отвальной доской (рис. 70).

Эти орудия давали возможность обрабатывать любые по механическому составу участки почвы, в том числе черноземы и участки, освобожденные от лесной растительности. Кроме того, если все же предположить использование пойменных участков в земледельческих (а не животноводческих) целях, их можно было обрабатывать цельнодеревянными пахотными орудиями типа простейшего украинского рала (с ральником под углом около 45° к грядилю) или рала с полозом, не укрепленными железными деталями.

Вспомогательные орудия для обработки почвы, представленные втульчатыми мотыжками и проушными мотыгами, а также оковки от лопат (рис. 69; 70) могут свидетельствовать о существовании огородничества. Следует обратить внимание на тот факт, что в отличие от мотыжек и мотыг оковки от лопат известны лишь в материалах Верхнего Салтова.

Втульчатые мотыжки интересны тем, что в салтовской культурной среде они были многофункциональными. Эти инструменты и следы их использования найдены в катакомбных захоронениях. Следы работы ими выявлены при исследовании топочных камер гончарных горнов. С не меньшим успехом их могли использовать и для обработки дерева (особенно с узким лезвием и слегка подогнутыми к рукояти краями). Безусловно, наибольшие из них (а, следовательно, и наиболее продуктивные) могли использовать и для нужд земледелия (рис. 69, 3; 70, 6). В таком случае размеры этих орудий варьируются в следующих пределах (см): общая длина — 9—10,5, рабочей части — 5—6; ширина втулки — 3—5, рабочей части — 4,5—6.

Проушные мотыги (рис. 70, 7) интересны тем, что при вполне сопоставимых параметрах лезвия они имеют несколько разные силуэты. Большинство из них не имеют шейки, которая бы отделяла лезвие от втулки (рис. 69, 4). Однако встречаются и такие, у которых шейка явно выделена (рис. 69, 5). Одна из таковых обнаружена на городище Мохнач. Мотыги с явно выраженной шейкой и округлым лезвием по своей форме напоминают среднеазиатские кетмени.

Уборка урожая представлена в материалах традиционно серпами; также к орудиям уборки урожая условно относятся косы (см. рис. 69, 70). Оба вида представлены прогрессивными формами и типами, как общераспространенными, так и специфически салтовскими.

Из перечисленных нами в главе 2 видов серпов по типам крепления, для салтовской культуры в целом и для рассматриваемого региона не присущи крючковый и втульчатый типы. Другие представлены на памятниках орудиями различной сохранности. Так, из Верхнесалтовского археологического комплекса происходит 2 фрагмента черешковых серпов, также 1 фрагмент лезвия, по которому невозможно сказать ничего определенного. По имеющемуся материалу можем констатировать длину черешка около 7 см.

Из материалов городища Мохнач происходит 4 серпа, из которых 3 целых со столбиковым типом крепления (1 фрагментирован так, что способ крепления установить невозможно). Кроме того, на селище «Мохнач-II» обнаружен еще один серп со столбиковым креплением [Колода, Квитковский, 2009, с. 149, рис. 4, 2]. Еще 2 фрагмента сложных (шарнирных) серпов обнаружены на поселении Коробовы Хутора4. Форма и пропорции серпов, поддающихся измерению либо графической реконструкции посредством аналогий и визуального наблюдения, свидетельствуют о применении прогрессивных форм, известных как из более поздних материалов Киевской Руси (см., напр.: [Левашова, 1956, с. 60 и др.]), так и из этнографических материалов вплоть до современности.

Косы обнаружены на 2 из 3 проанализированных памятников: Верхнесалтовский археологический комплекс (2 фрагмента), городище Мохнач (4 целых формы)5.

Орудия из Верхнесалтовского археологического комплекса представлены фрагментами типичных кос-горбуш группы I (по В.К. Михееву) (рис. 69; 70). Интересную находку представляют косы из городища Мохнач, относящиеся к типу I Б 2 (2 экз.) и типу II Б 1 (2 экз.). Они имеют широкие аналогии среди салтовских материалов. Косы группы I относятся к полукосам или косам-горбушам с короткой рукоятью. Они могли крепиться металлическими кольцами, или с помощью эластичных жгутов. У таких кос можно было регулировать угол между рукоятью и лезвием в зависимости от потребности. Косы группы II наглухо закреплялись на рукояти с помощью металлической заклепки, железного кольца и дополнительных жестких креплений [Михеев, 1985, с. 29—31]. Оба вида кос просуществовали до этнографических времен [Зеленин, 1991, с. 62, рис. 12, 13]; используются эти формы и ныне. Вторые (по форме; с усовершенствованным способом крепления) стали прототипом современных кос, выпускаемых в промышленных масштабах.

По этнографическим данным, оба вида кос (со специальными приспособлениями в виде небольших приделанных грабель или без них) могут быть использованы для уборки урожая [Зеленин, 1991, с. 62]. Тем не менее, более распространенным и типичным считается применение кос при заготовке сена для корма животных в стойловый период их содержания (зимой).

Переработка урожая представлена зернотерками и жерновами (рис. 69; 70). Зернотерки (нижние плиты, терочники, растиральники) на салтовских памятниках встречаются достаточно редко. Их находки на исследованных нами поселениях единичны. Гораздо больше обнаружено жерновов. Во всех трех случаях преобладали жернова, изготовленные из кварцита; единичные находки представлены также изделиями из мелкозернистого песчаника, известняка и гранита. Судя по верхним камням, жернова представлены группами I и III (по Р.С. Минасяну) с соответствующей этим группам реконструкцией.

Интересно отметить также факты находок жерновов в различных сооружениях. На Верхнесалтовском комплексе жернова в конструктивной последовательности были обнаружены в жилой постройке. Судя по отчетной документации, в постройке также была обнаружена тарная посуда больших размеров [Ветштейн, 1959—1961/6г, с. 34]. На поселении Коробовы Хутора они выявлены в хозяйственной постройке.

Ученые-археологи нечасто занимаются реконструкциями переработки продуктов земледелия. Тем не менее, несколько таких попыток существует. Так, для зубрицкой культуры (славяне, I в. до н. э. — III в. н. э.) была произведена реконструкция хозяйственной постройки с жерновами [Козак, Пашкевич, 1985; Козак, 2008, с. 93, 94, рис. 32]. Другая реконструкция (также хозяйственной постройки) известна для материалов Черняховской культуры. [Симонович, 1952]. Материалы Пастырского городища, где жернова были обнаружены в жилой постройке (полуземлянке), хронологически находятся более близко [Горбаненко, 2008]. Все эти примеры объединяет наличие непосредственно в сооружениях мест для хранения продуктов земледелия — ям или больших корчаг. В случае с Коробовыми Хуторами, где почва была неблагоприятной для использования зерновых ям, вероятно, следует констатировать, что продукты земледелия хранились также в постройке, но по-иному — в пифосах или тканевой таре. То же можно сказать и о полуземлянке из Верхнесалтовского археологического комплекса.

Палеоэтноботанические спектры памятников по количеству показывают, что просо составляет более половины отпечатков (рис. 71). Тем не менее, кажущееся абсолютное преобладание проса при более детальном анализе оказывается не соответствующим действительности. За вычетом отпечатков проса на днищах сосудов и с учетом разницы в размерах оказывается, что просо (в растительном рационе) составляло всего лишь 7,4—11,1% (рис. 72).

Количество ячменя пленчатого в материалах салтовских памятников, в которых были сняты отпечатки на керамике (салтовские материалы городища Мохнач (42,1%), Верхнесалтовский археологический комплекс (40,7%)) с довольно большой степенью вероятности указывает на его ведущую роль в зерновом хозяйстве у лесостепного населения Хазарии (см. выше). В отличие от этих материалов, в ПБС Коробовых Хуторов процент ячменя пленчатого (24,7%) довольно существенно меньше (рис. 72). Отметим, что эти показатели и в минимальном, и в максимальном значениях отличаются от проанализированных аналогичным образом славянских ПБС роменских памятников, где количество ячменя пленчатого составляет около 30% ([Горбаненко, 2007, с. 171, 172]; анализ Г.А. Пашкевич).

В отличие от салтовской лесостепи, в материалах поселения степной зоны (поселение Рогалик) обугленные зерновки ячменя пленчатого бутылковидного (вместе с овсом посевным) имели превосходящее значение. В находке палеоэтноботанического материала из Рогалика массой около 30 кг было выявлено лишь 5 зерновок пшеницы: одна зерновка пленчатой пшеницы однозернянки и 4 зерновки пленчатой пшеницы двузернянки [Пашкевич, Горбаненко, 2004]. Однако следует обратить внимание на то, что весь материал из Рогалика был выявлен в одном объекте и фактически представляет однородный продукт6.

Интересно также отметить, что в паре пшениц — голозерная — пленчатая во всех случаях отмечено преобладание первой над второй. Поскольку голозерная пшеница более прихотлива к уровню обработки почвы, это может являться показателем высокого уровня техники земледелия. На ту же мысль наталкивают и достаточно высокие показатели ржи (рис. 72).

На выращивание ржи также косвенно указывает наличие отпечатков костра на керамике из всех поселений. Однако, намного более важно то, что костер можно считать маркером использования старопахотных участков земли, а также показателем выращивания озимых и яровых посевов. Что в свою очередь указывает на применение двух- и / или трехполья. Последнее (для славянских племен) подтверждается также письменными источниками конца I тыс. н. э. Как сообщил арабский автор Ибрагим Ибн-Якуб, славяне «...сеют в два времени года, летом и весною и пожинают два урожая» [Известия..., 1878, с. 54]. Исходя из приведенных фактов, а также общего более высокого уровня развития материального производства у салтовского населения в сравнении с соседствующими с ними славянами, мы вправе предположить использование многополья и у населения лесостепной Хазарии.

Обращают на себя внимание также сходные показатели ячменя и ржи (для Мохнача и Коробовых Хуторов), а также ячменя, ржи и овса (для Верхнего Салтова). Ячмень является отличной фуражной зерновой культурой; можно использовать как зерно, так и солому. То же относится и к овсу. Солома от ржи пригодна для кормления животных в зимний период. То есть, во всех случаях можно сказать, что большая часть продуктов земледелия и их отходов вполне могла составлять значительную часть кормовой базы для животных, что в свою очередь наталкивает на мысль о гармоничном взаимообусловленном развитии обеих составляющих сельского хозяйства.

Хранение урожая на исследованных памятниках представлено самыми разнообразными видами. В зависимости от плотности материкового грунта и той роли, которую играло зерновое хозяйство в отдельных семьях и родах, для этих целей применялись различные емкости: от специализированных грунтовых амбаров и ям для общественного хранения зерна до хранения индивидуальных (семейных) запасов в пифосах большого объема (рис. 73). Также следует упомянуть археологически незафиксированное, но вполне логически обоснованное хранение продуктов земледелия в тканевой таре (мешки, кули?).

Примеры по отдельным рассмотренным нами памятникам демонстрируют наличие всех вышеперечисленных археологически фиксируемых способов хранения продуктов земледелия. Для Верхнего Салтова зафиксированы амбар; ямы больших размеров колоколовидной в разрезе формы; скопление фрагментов тарных больших грубошамотных пифосов, возможно, маркирующих какое-то легкое наземное сооружение.

Более информативны в этом плане материалы из городища Мохнач. На этом городище также зафиксированы все варианты хранения продуктов земледелия, однако локализуются они по-разному. На западном участке большого северного двора городища зафиксированы глубокие и обширные зерновые ямы, а также амбар с двумя ямами. Планиграфическое расположение их в пределах жилой зоны было также различным. Фиксируется как конкретная привязка 1—2 ям к определенному жилищу, так и расположение нескольких зернохранилищ на отдельном участке практически вплотную друг к другу. На северном участке того же двора в Мохначе зерновые ямы пока не выявлены. Зато здесь в значительно большем количестве фиксируются толстостенные тарные пифосы (преимущественно в жилищах). Первый из способов хранения — ямы, амбары — фиксирует хранение зерна в больших объемах, что указывает на специализацию этих хозяйств по товарному производству продуктов земледелия. Второй способ хранения зерна (в сосудах и, в целом, в небольших объемах) свидетельствует о преимущественном потреблении продуктов зернового хозяйства. Данные различные способы хранения, исследованные на разных участках городища, могут также свидетельствовать и о разных местах поселения людей, не занимающихся земледелием (ремесленников, животноводов?) и земледельцев.

Наиболее сложным в плане интерпретации хранения урожая оказалось поселение Коробовы Хутора. Глубоких грунтовых сооружений, как на Верхнесалтовском комплексе или в Мохначе, здесь не выявлено. Объяснением тому служит неблагоприятный для создания глубоких зернохранилищ песчаный и супесчаный грунт на месте поселении. Однако все исследованные за последнее время раскопы дают стабильно большой процент (30—40) фрагментов пифосной тары. За исключением заполнения небольших объектов (незначительных ямок, где таковая практически всегда отсутствовала), это количество достигает 50% и более.

Обращаем внимание на то, что именно способ хранения зернового урожая может свидетельствовать как об уровне социального развития общества, так и о профессиональной направленности отдельных составляющих его групп (семей, родов).

Животноводство. Археозоологические комплексы доступных для анализа памятников салтовской культуры сами по себе указывают на высокий уровень развития животноводства, при котором охота уже не играла важной роли для обеспечения мясными продуктами. При этом существуют как сходные, так и отличительные черты, характеризующие стада домашних животных по отдельным памятникам.

Характеристика археозоологических комплексов по возрастной градации указывает в основном на то, что животноводство было достаточно стабильным — в стаде преобладали взрослые (и полувзрослые) особи, что является показателем стабильности животноводства в целом.

Для всех памятников характерно относительное преобладание по количеству особей КРС или МРС. В паре же они всегда имеют абсолютное преимущество перед свиньями и конями. Наряду с этим, необходимо отметить, что получаемые от КРС мясные продукты неизменно находятся на первой позиции (чаще всего — имеют абсолютное преобладание). МРС же чаще всего (за исключением двух случаев) составляет незначительную часть мясной продукции — около 1/15—1/10.

Следует отметить также крайне нестабильную долю свиньи в стаде — от полного отсутствия практически до трети стада. Наряду с этим различия по памятникам в количестве лошадей составляет около 15% (наиболее стабильный показатель). В паре эти животные вполне конкурировали по количеству получаемых от них мясных запасов.

Сведения о содержании животных имеют как установленный, так и умозрительный характер. Четко зафиксированным в археологическом материале фактом является наличие теплых хлевов. От иных хозяйственных комплексов их отличает два признака. Наиболее существенным является наличие продольных неглубоких канавок (иногда выходящих за пределы котлована постройки) для сбора и отвода продуктов жизнедеятельности животных (это относится, прежде всего, к КРС). Второй признак — наличие неглубоких ям-кормушек, которые зачастую располагаются в нишах, выходящих за основной периметр котлована постройки. Эти данные указывают на содержание животных в холодную пору года непосредственно на поселениях.

Кроме этого, на основании находок костей собак, а также ботал, с уверенностью можно говорить о выпасе различных животных (КРС, МРС, лошадей) на открытых просторах. В этом случае не имеет особого значения, выгоняли ли животных на сезон, либо на часть суток, с дальнейшим возвращением на поселение (или в какие-либо легкие летние загородки). Об этом можно говорить лишь умозрительно, опираясь на то, что вокруг поселений были как ближние участки, удобные для выпаса, куда животных можно было отгонять на часть суток, а также и дальние, куда целесообразнее было бы выгонять животных на более длительный период (на сезон).

Орудия животноводства представлены в нашем материале единичными экземплярами деталей конского снаряжения, ботал, пружинных ножниц. Что в целом и неудивительно. Детали конского снаряжения в материалах салтовской культуры гораздо чаще встречаются в погребениях воинов-всадников. О воинской принадлежности свидетельствуют находки в погребальных комплексах также значительного количества оружия. Собственно же известные из погребений детали конского снаряжения достаточно однозначно указывают на использование лошадей для верховой езды. В письменных источниках, посвященных Хазарии, нет сведений об использовании лошадей в качестве тягловой силы. Наряду с этим, практически невозможно назвать какие-либо специфические предметы, которые указывали бы на использование лошадей в качестве тягловой силы. Таким образом, этот тезис, не имеющий, и не могущий иметь определенных фактических подтверждений, остается чисто умозрительным, базирующимся на здравом смысле и этнографическом материале.

Две других категории вещей также встречаются во время раскопок не очень часто. Для редких находок ботал, кроме экономного использования полезных вещей, имеется и другое вполне логичное объяснение. Эта категория орудий животноводства была более подвержена случайным потерям, поскольку крепилась непосредственно на животном. Очевидно, во время выпаса одиночных особей (небольших групп животных) на пересеченной местности или там, где в полях (поймах) и сейчас нередки небольшие рощицы-колки. Использование ботал на открытых территориях при гуртовом их выпасе нецелесообразно, так как здесь применяется коллективный визуальный контроль и помощь собак.

Примечания

1. Конечно же, это предположение может быть проверено только дальнейшими масштабными раскопками.

2. До настоящего времени из материалов салтовской культуры втульчатые чересла нам неизвестны. Найдены они только на некоторых синхронных славянских памятниках волынцевско-роменской — городища Битица, Новотроицкое, Глухов (см. приложение 3) и райковецкой культур — Рашков I [Баран Я., 2004, рис. 37, 6].

3. К сожалению, природные условия современной Украины, кроме исключительных случаев, не способствуют сохранности «археологического» дерева.

4. Отметим также, что аналогичные орудия часто попадаются в салтовских погребениях, которые могут быть интерпретированы как воинские (напр.: [Шрамко, 1983, с. 49, рис. 11, 6]).

5. Коробовы Хутора, как уже отмечалось и видно из публикаций, вообще отличаются относительной «бедностью» материалов в целом и земледельческих в частности.

6. Следует, однако, учесть следующее обстоятельство. Поскольку исследованный материал Рогалика отличается по характеру (отпечатки на керамике из рассмотренных лесостепных памятников ж обугленные зерновки Рогалика), то это сравнение не вполне корректно. Оно не может в полной мере отображать точное соотношение в спектре выращиваемых растений [см., напр.: Лебедева, 2007, с. 290—292; Behre, 1986, Р. 102].

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница